Николь тоже стояла там, с удивлением поглядывая на Ла Бри, который в полном недоумении делал ей какие-то знаки, стараясь что-то дать понять.
— Дьявольски трудно поверить, — повторял барон. — Вот если бы можно было посмотреть…
— Раз вам непременно хочется увидеть, обернитесь, — предложил Бальзамо, указывая рукой на аллею, в конце которой появился всадник; в тот же миг послышался стук копыт.
— О! — вскричал барон. — В самом деле…
— Господин Филипп! — воскликнула Николь, поднимаясь на цыпочки.
— Молодой хозяин! — обрадовался Ла Бри.
— Брат! Это мой брат! — воскликнула Андре, протягивая из окна руки.
— Не ваш ли это сын, господин барон? — небрежно спросил Бальзамо.
— Да, черт побери! Он самый, — отвечал ошеломленный барон.
— Это только начало, — заметил Бальзамо.
— Так вы в самом деле колдун? — воскликнул барон.
На губах незнакомца заиграла торжествующая улыбка.
Всадник приближался. Вот лошадь замелькала среди деревьев и не успела замедлить свой бег, как забрызганный грязью молодой офицер среднего роста соскочил с разгоряченной быстрым бегом и взмыленной лошади и подбежал к отцу. Они обнялись.
— А, черт! Ах, черт меня подери! — повторял барон (куда делась его недоверчивость?).
— Да, отец, — проговорил Филипп, желавший рассеять последние сомнения, написанные на лице старика, — это я, точно я!
— Конечно, ты, — отвечал барон, — прекрасно вижу, что это ты, черт возьми! Но каким образом?
— Отец! — обратился к нему Филипп. — Нашему дому оказана великая честь.
Старик поднял голову.
— В Таверне с минуты на минуту прибудет именитая гостья. Скоро здесь будет эрцгерцогиня Австрии и дофина Франции Мария Антуанетта Йозефа.
Растеряв весь запас сарказма и иронии, барон обратился к Бальзамо:
— Прошу прощения, — смиренно произнес он, уронив руки.
— Господин барон, — сказал Бальзамо, поклонившись Таверне. — Позвольте мне оставить вас наедине с сыном, вы давно не видались; должно быть, вам много надо сообщить ДРУГ другу.
Он отвесил поклон Андре, которая обрадовалась приезду брата и бросилась ему навстречу. Затем Бальзамо удалился, знаком приказав Николь и Ла Бри следовать за ним. Они скрылись в аллее.
XIII
ФИЛИПП ДЕ ТАВЕРНЕ
Филипп де Таверне, шевалье де Мезон-Руж, был совершенно непохож на сестру; он отличался редкостной мужской красотой, она была прекрасна как женщина. Его глаза светились нежностью и гордостью; безупречно правильный овал лица, великолепные руки, ноги, достойные женщины, стройная фигура — все в нем было очаровательно.
Как во всех утонченных натурах, стесненных житейскими обстоятельствами, в Филиппе угадывалась печаль, которая, однако, была светлой. Очевидно, этой печалью он был обязан своей природной нежности. Не будь ее, он был бы властен, величествен, недоступен. Вынужденная жизнь среди бедных, равных ему по достатку, так же как среди богатых, равных по происхождению, смягчала его нрав, задуманный Творцом как жестокий, властный, самолюбивый (есть нечто пренебрежительное в благодушии льва).
Едва Филипп успел обнять отца, как Андре, выйдя из оцепенения благодаря радостному потрясению, бросилась молодому человеку на шею.
Все это сопровождалось рыданиями, свидетельствовавшими о том, как рада была этой встрече целомудренная девушка.
Филипп взял за руки Андре и отца и увлек их в гостиную; они остались одни.
— Вы растеряны, отец, а ты, сестра, удивлена, — усадив их рядом с собой, произнес он. — Однако это правда: через несколько минут госпожа дофина прибудет в наш бедный дом.
— Необходимо этому помешать любой ценой, черт меня побери! — вскричал барон. — Если это произойдет, мы навсегда будем опозорены. Если именно здесь ее высочество надеется увидеть образец французской знати, мне ее жаль. Я хочу знать, почему она выбрала именно мой дом?
— О, это целая история, отец.
— История? — переспросила Андре. — Расскажи нам ее, брат!
— Да, настоящая история, которая способна заставить снова поверить в Бога тех, кто забыл имя нашего Спасителя и Отца.
Барон вытянул губы в трубочку, всем своим видом давая понять, что сомневается в милости Высшего Судии людей и их деяний, соблаговолившего, наконец, заметить его, барона де Таверне, и вмешаться в его дела.
Глядя на Филиппа, Андре повеселела и пожала ему руку, благодаря за новость и радуясь за него.
— Брат! Дорогой брат! — шептали ее губы.
— Брат! Дорогой брат! — передразнил барон. — Ей-Богу, она довольна!
— Вы же видите, отец, что Филипп счастлив!
— Господин Филипп — восторженный юнец! А я, к счастью или к несчастью, привык все взвешивать, — проворчал Таверне, с тоской оглядывая убранство гостиной. — Я не вижу в этом ничего веселого!
— Надеюсь, вы измените свое мнение, отец, — сказал молодой человек, — когда узнаете о том, что со мной произошло.
— Ну так рассказывай! — приказал старик.
— Да, да, расскажи, Филипп, — попросила Андре.
— Итак, я находился, как вы знаете, в страсбурском гарнизоне. Как вам, должно быть, известно, ее высочество въехала во Францию через Страсбур.
— Разве можно знать что-нибудь, живя в этой дыре? — пробормотал Таверне.
— Так ты говоришь, дорогой брат, что именно через Страсбур дофина…
— Да! Мы с самого утра ожидали ее, стоя на гласисе под проливным дождем, и промокли насквозь. У нас не было точных сведений о времени прибытия ее высочества. Майор отправил меня в разведку навстречу кортежу. Я проехал около льё, как вдруг на повороте нос к носу столкнулся с первыми всадниками эскорта. Мы обменялись несколькими словами. Ее королевское высочество выглянула из кареты и спросила, как меня зовут.
Мне показалось, что меня окликнули, однако я очень торопился передать долгожданную весть тому, кто меня послал, и летел галопом. Усталости шестичасового ожидания как не бывало.
— А ее высочество? — спросила Андре. — Как она выглядит?
— Она так же молода, как и ты, и прекрасна, словно ангел, — отвечал шевалье.
— Скажи, Филипп… — замялся барон.
— Что, отец?
— Ее высочество похожа на кого-нибудь из твоих знакомых?
— Моих знакомых?
— Да.
— Никто не может быть похож на ее высочество! — восторженно воскликнул молодой человек.
— Подумай хорошенько.
Филипп задумался.
— Нет, — отвечал он.
— Ну… на Николь, может быть?
— Как странно! — вскричал пораженный Филипп. — Да, у Николь в самом деле есть нечто общее с именитой путешественницей. Конечно, сходство весьма отдаленное, Николь до нее далеко! Откуда вам это известно, отец?
— Я узнал об этом от колдуна, клянусь честью!
— От колдуна? — удивился Филипп.
— Да! Он, кстати, предсказал мне твой приезд.
— Чужестранец? — робко спросила Андре.
— Чужестранец… Не он ли стоял рядом с вами, когда я приехал, а потом незаметно удалился?
— Да, да, именно он. Но продолжай рассказывать, Филипп.
— Может, стоило бы подготовиться к визиту? — предложила Андре.
Барон удержал ее за руку.
— Чем больше мы будем готовиться, тем смешнее будем выглядеть, — сказал он. — Продолжай, Филипп, продолжай!
— С удовольствием, отец. Итак, я прискакал в Страсбур и передал сведения. Мы дали знать губернатору, господину де Стенвилю — он незамедлительно явился. Когда предупрежденный вестовым губернатор прибыл на гласис, барабаны забили поход. Впереди показался кортеж, и мы поспешили к Кельским воротам. Я оказался рядом с губернатором.
— Господином де Стенвилем? — переспросил барон. — Подожди-ка, я знавал одного Стенвиля…
— Это родственник министра, господина де Шуазёля.
— Так-так! Продолжай, — приказал барон.
— Ее высочество молода, ей, очевидно, нравятся молодые лица. Когда она с рассеянным видом выслушивала приветствия господина губернатора, ее взгляд остановился на мне; я почтительно отступил на шаг.