«Не этот ли господин был выслан мне навстречу?» — указав на меня, спросила она.
«Вы совершенно правы, ваше высочество», — отвечал господин де Стенвиль.
«Подойдите, сударь», — приказала она.
Я приблизился.
«Как вас зовут?» — спросила госпожа дофина приятным голосом.
«Шевалье де Таверне-Мезон-Руж», — едва мог выговорить я.
«Запишите это имя, дорогая», — приказала ее высочество, обращаясь к старой даме, которую, как я позже узнал, зовут графиня фон Лангерсхаузен, — это гувернантка ее высочества. Она в ту же минуту внесла мое имя в записную книжку.
Затем ее высочество вновь обратилась ко мне:
«Ах, что с вами сделала эта скверная погода! По правде говоря, я упрекаю себя, когда думаю, что вам пришлось столько вынести из-за меня».
— Как это любезно с ее стороны, какие добрые слова! — сложив на груди руки, воскликнула Андре.
— Я запомнил их слово в слово, а также интонацию, выражение лица, с которыми они были произнесены, — все-все-все!
— Прекрасно! Просто превосходно! — пробормотал барон с какой-то особенной улыбкой, в которой сквозило отеческое самодовольство и вместе с тем угадывалось невысокое мнение о женщинах, в том числе и о королевах. — Продолжай, Филипп!
— Что ты ответил? — спросила Андре.
— Ничего. Я поклонился до самой земли, и ее высочество прошла мимо.
— Как? Ничего не ответил? — вскричал барон.
— Я лишился голоса, отец. Душа моя ушла в пятки, я чувствовал, как сильно стучит сердце.
— Какого черта! В твоем возрасте я был представлен принцессе Лещинской; думаешь, я не нашел, что сказать?
— Вы находчивее меня, сударь, — с поклоном отвечал Филипп.
Андре пожала ему руку.
— Я воспользовался отъездом ее высочества, — продолжал Филипп, — и вернулся к себе на квартиру, чтобы привести себя в порядок. Я насквозь промок и чертовски вымазался.
— Бедный! — прошептала Андре.
— Тем временем, — продолжал Филипп, — ее высочество прибыла в ратушу: здесь она принимала приветствия жителей. Когда церемония закончилась, было объявлено, что обед подан, и она села за стол.
Мой друг, майор нашего полка, тот самый, что послал меня навстречу ее высочеству, уверял меня, что принцесса несколько раз пробежала взглядом по рядам офицеров, присутствовавших на обеде.
«Почему я не вижу, — спросила ее высочество после безуспешных попыток заметить того, кого она искала взглядом, — молодого офицера, который выехал мне навстречу утром? Разве ему не передали, что я хочу его поблагодарить?»
Майор выступил вперед.
«Ваше высочество! — заговорил он. — Господин лейтенант де Таверне зашел, должно быть, к себе, чтобы переодеться перед тем, как представиться вашему королевскому высочеству».
Не прошло и нескольких минут, как я вошел в залу. Ее высочество заметила меня.
Она знаком приказала мне подойти, и я приблизился.
«Сударь, — заговорила она, — не согласитесь ли вы сопровождать меня в Париж?»
«О сударыня! — воскликнул я. — Вы оказываете мне великую честь! Однако я состою на службе в страсбурском гарнизоне, и…»
«И…»
«…я только скажу, что страстно желаю этого».
«Кому вы подчиняетесь?»
«Военному губернатору».
«Хорошо, я с ним поговорю».
Она жестом отпустила меня, и я удалился.
Вечером она обратилась к губернатору:
«Не могли бы вы удовлетворить одну мою прихоть, сударь?»
«Скажите мне, что это за прихоть. Это будет приказом для меня, ваше высочество».
«Я не так выразилась: это не прихоть, а скорее клятва, которую я себе дала перед отъездом».
«Для меня это еще более свято. Я слушаю вас, ваше высочество».
«Я дала себе слово взять в свиту первого француза, кем бы он ни оказался, которого я встречу, ступив на французскую землю. Я поклялась осчастливить его и его семью, если, конечно, во власти царствующих особ осчастливить кого бы то ни было» «Царствующие особы выражают Божью волю на земле. Как имя того, кому выпало счастье первым встретить ваше высочество?»
«Это господин де Таверне-Мезон-Руж, молодой лейтенант, предубедивший вас о моем прибытии».
«Мы все будем завидовать господину де Таверне, ваше высочество, — сказал губернатор, — но не станем мешать счастью, которого он удостоен. Он связан присягой — мы освобождаем его от присяги. Он состоит на службе — мы освобождаем его от службы. Он отправится одновременно с вашим королевским высочеством».
В самом деле, в тот день, когда карета ее высочества покинула Страсбур, я получил приказ верхом сопровождать ее. С этого времени я не удаляюсь от дверцы ее кареты.
— Хе-хе, — все еще посмеиваясь, заметил барон. — Как все необычно! Однако ничего невозможного в этом нет!
— Что вы имеете в виду? — наивно спросил молодой человек.
— О, я кое о чем догадываюсь, — продолжал барон, — начинаю догадываться, хе-хе!
— Дорогой брат! — заметила Андре. — Я не совсем понимаю, как вышло, что госпожа дофина пожелала посетить Таверне?
— Сейчас расскажу. Вчера вечером, около одиннадцати, мы прибыли в Нанси. Мы с факелами проехали через весь город. Ее высочество окликнула меня.
«Господин де Таверне, — обратилась она ко мне, — поторопите эскорт».
Я показал знаком, что принцесса желает ехать скорее.
«Я хочу завтра утром выехать пораньше», — прибавила ее высочество.
«Ваше высочество желает завтра успеть побольше проехать?» — спросил я.
«Нет, мне бы хотелось сделать в пути остановку».
Словно какое-то предчувствие шевельнулось у меня в сердце.
«В пути?» — переспросил я.
«Да», — отвечала она.
Я молчал.
«Вы не догадываетесь, где я хочу остановиться?» — с улыбкой продолжала она.
«Нет, ваше высочество».
«Я хотела бы остановиться в Таверне».
«Почему в Таверне?» — воскликнул я.
«Чтобы познакомиться с вашим отцом и сестрой».
«С отцом! С сестрой!.. Как, ваше высочество, вы знаете…»
«Я узнала, — сказала она, — что они живут всего в двухстах шагах от дороги, по которой мы будем следовать. Прикажите остановиться в Таверне».
Меня прошиб пот, я поспешил заметить ее высочеству с понятным вам волнением:
«Ваше королевское высочество! Дом моего отца недостоин чести принимать столь знатную принцессу».
«Почему же?» — поинтересовалась ее высочество.
«Мы бедны».
«От этого прием только выиграет в сердечности и простоте, я в этом уверена! — заметила ее высочество. — Как бы ни был беден дом Таверне, у вас, верно, найдется чашка молока для друга, который желает хоть на минуту забыть, что он, то есть я, эрцгерцогиня Австрии и дофина Франции».
«О ваше высочество!» — только и мог проговорить я, склонившись до земли.
Вот и все. Из почтительности я не осмелился продолжать спор. Я надеялся, что ее высочество забудет о своих намерениях или что ее фантазия развеется поутру вместе со свежим ветром в дороге. Однако этого не произошло. На почтовой станции в Понта-Мусоне ее высочество спросила меня, далеко ли до Таверне. Мне ничего не оставалось, как признаться, что мы всего в трех льё отсюда.
— До чего ты неловок! — вырвалось у барона.
— Что поделаешь!.. Можно было подумать, что дофина догадалась о моем смущении: «Ни о чем не беспокойтесь, — сказала она, — я недолго у вас пробуду. Однако, так как вы угрожаете мне тем, что прием может быть мне неприятен, мы будем квиты, потому что я тоже заставила вас страдать, когда въезжала в Страсбур». Как можно было устоять перед такой любезностью? Научите, отец!
— О, это было совершенно невозможно! — воскликнула Андре. — Да потом, ее высочество, кажется, очень снисходительна и удовольствуется моими цветами и чашкой молока, как она выражается.
— Да, однако ее не могут удовлетворить ни мои кресла, которые обломают ей бока, ни обшивка стен, которая приведет ее в уныние. К черту капризы! Повезло же Франции: ею будет править женщина, которой приходят в голову такие фантазии! Черт побери! Занимается заря будущего необыкновенного правления!
— Отец! Как вы можете говорить подобные вещи о принцессе, которая осыпает нас милостями, оказывает нам такую честь?