— Да, самое большее.
— И вам хватило этого времени, чтобы накрыть такой стол, выставив фрукты со всех концов земли, приказав доставить вина из Токая, Констанцы, Кипра и Малаги? В таком случае вы еще больший колдун!
— Нет, ваше высочество, это все он.
— Как это он?
— Да, по его приказанию словно из-под земли появился накрытый стол, тот самый, за которым вы сидите!
— Поклянитесь! — потребовала принцесса.
— Клянусь честью! — вскричал барон.
— Да что вы? — совершенно серьезно воскликнул кардинал, отодвинув тарелку. — Я было подумал, что вы шутите.
— Нет, ваше высокопреосвященство.
— Так у вас живет колдун, настоящий колдун?
— Настоящий! Я не удивлюсь, если окажется, что золото на этих приборах — его работа.
— Так ему, верно, известна тайна философского камня! — вскричал кардинал, в глазах которого мелькнула алчность.
— Ах, как это было бы кстати для господина кардинала, — проговорила принцесса, — ведь он всю жизнь его ищет, и все без толку!
— Должен признаться вашему высочеству, — заметил кардинал, — что я не знаю ничего интереснее сверхъестественных вещей, ничего любопытнее вещей невозможных.
— А я, кажется, задела вас за живое, — проговорила принцесса, — у каждого великого человека есть свои тайны, особенно у дипломатов. Предупреждаю вас, что я чрезвычайно сильна в магии, я даже иногда угадываю вещи если не невозможные или сверхъестественные, то, по крайней мере, такие… в которые трудно поверить.
Это был, по-видимому, намек, понятный одному кардиналу: он смутился. Надобно заметить, что когда принцесса с ним заговорила, в ее глазах вспыхнул огонек, свидетельствовавший о бушевавшей в ее душе ярости.
Однако она овладела собой и продолжала:
— Итак, господин де Таверне, покажите же нам для полноты праздника своего чародея. Где он? В какой табакерке вы его прячете?
— Скорее уж он запрячет меня и весь мой дом в какую-нибудь табакерку, ваше высочество! — заметил барон.
— Откровенно говоря, вы раздразнили мое любопытство, — призналась Мария Антуанетта. — Я желаю его видеть!
Мария Антуанетта умела придавать очарование своим речам, однако тон у нее был властный. Барон, оставшись стоять вместе с сыном и дочерью и прислуживая принцессе, это уловил. Он подал знак Ла Бри, который, вместо того чтобы ухаживать за именитыми гостями, вознаграждал себя за двадцать лет службы без жалования тем, что рассматривал их, разинув рот.
Ла Бри поднял глаза.
— Ступайте к господину барону Джузеппе Бальзамо, — приказал Таверне, — и передайте ему, что ее высочество желает его видеть.
Ла Бри исчез.
— Джузеппе Бальзамо! — повторила принцесса. — Какое нeoбычноe имя, не правда ли?
— Джузеппе Бальзамо! — задумчиво повторил кардинал. — Мне кажется, я уже слышал это имя.
Пять минут прошли в полной тишине.
Внезапно Андре вздрогнула: она раньше других услыхала шаги.
Ветви раздвинулись: Джузеппе Бальзамо оказался лицом к лицу с Марией Антуанеттой.
ХV
МАГИЯ
Бальзамо низко поклонился. Подняв умные, выразительные глаза, он остановил почтительный взгляд на принцессе, ожидая ее вопросов.
— Если вы тот человек, о котором нам только что рассказывал господин де Таверне, — проговорила Мария Антуанетта, — то подойдите ближе, чтобы мы могли видеть, как выглядит колдун.
Бальзамо сделал еще шаг и снова поклонился.
— Вы занимаетесь тем, что предсказываете будущее? — спросила дофина, рассматривая Бальзамо с любопытством, видимо большим, чем она бы хотела показать, и продолжая маленькими глотками пить молоко.
— Я не занимаюсь этим, ваше высочество, — отвечал Бальзамо, — мне случается предвидеть, вот и все.
— Мы воспитаны в святой вере, — сказала принцесса, — единственная тайна, в которую мы верим, — это таинства католической церкви.
— Они достойны всякого уважения, — почтительно проговорил Бальзамо. — Однако господин кардинал де Роган может, как князь Церкви, сказать вашему высочеству, что это не единственные таинства, заслуживающие уважения.
Кардинал вздрогнул: он никому из присутствовавших не назвал своего имени, никто его не произносил, однако незнакомцу оно было известно.
Казалось, Мария Антуанетта не обратила на это обстоятельство никакого внимания.
— Вы не можете не признать, что это единственные таинства, которые нельзя опровергнуть, — сказала она.
— Наряду с верой существует уверенность, ваше высочество, — все так же почтительно и вместе с тем твердо заявил Бальзамо.
— Вы выражаетесь слишком туманно, господин колдун. Я настоящая француженка душой, но пока еще не разумом: я не очень хорошо понимаю тонкости языка. Правда, мне обещали, что господин де Бьевр займется со мной. Однако пока я вынуждена просить вас не говорить загадками, если вы хотите, чтобы я вас понимала.
— А я осмелюсь просить у вашего высочества позволения оставаться непонятым, — с грустной улыбкой возразил Бальзамо, качнув головой. — Мне бы так не хотелось приоткрывать великой принцессе будущее, которое, возможно, не оправдает ее надежд.
— О, это уже серьезно! — проговорила Мария Антуанетта. — Господин желает раззадорить мое любопытство, чтобы я велела ему предсказать свою судьбу!
— Напротив, Боже сохрани, если я буду вынужден это сделать! — холодно возразил Бальзамо.
— Неужели? — рассмеялась принцесса. — А вам что же, не хочется?
Смех ее постепенно затих: присутствовавшие молчали — они находились под влиянием необыкновенного человека, который привлекал к себе всеобщее внимание.
— Признайтесь откровенно! — сказала принцесса.
Бальзамо молча поклонился.
— Говорят, вы предсказали мое прибытие в дом господина де Таверне? — с едва заметным нетерпением продолжала Мария Антуанетта.
— Да, ваше высочество.
— Как это было, барон? — обратилась дофина к Таверне. Ей не хотелось продолжать разговор с Бальзамо. Она уже пожалела, что начала его, но не могла остановиться.
— Ваше высочество! — воскликнул барон. — Клянусь Небом, все было очень просто: господин Бальзамо смотрел в стакан с водой…
— Это правда? — взглянув на Бальзамо, спросила она.
— Да, ваше высочество, — отвечал тот.
— В этом и состоит все ваше колдовство? Это, по крайней мере, неопасно, лишь бы ваши предсказания были столь же безобидны.
Кардинал улыбнулся.
Барон приблизился к принцессе.
— Вашему высочеству нечему учиться у господина де Бьевра, — заметил он.
— Дорогой хозяин! — весело проговорила принцесса. — Не льстите мне или, напротив, говорите смелее. Я не сказала ничего особенного. Давайте вернемся к нашему разговору, — обратилась она к Бальзамо.
Казалось, что-то влечет ее к нему помимо воли: так порой тянет к месту, где нас ожидает несчастье.
— Раз вы прочли будущее господина барона в стакане воды, не могли бы вы и мне предсказать судьбу… ну хоть, скажем… читая в графине с водой?
— Конечно, ваше высочество, — сказал Бальзамо.
— Отчего же вы с самого начала отказывались?
— Будущее неясно, ваше высочество, а я заметил небольшое облачко…
Бальзамо замолчал.
— И что же? — спросила дофина.
— Как я уже имел честь сообщить вашему высочеству, мне не хотелось огорчать вас.
— Вы видели меня раньше? Мы где-то встречались?
— Я имел честь видеть ваше высочество, когда вы еще были ребенком. Это было у вас на родине, вы стояли рядом с вашей матерью.
— Вы видели мою мать!
— На мою долю выпала эта честь. Ваша матушка — могущественная королева.
— Императрица, сударь!
— Я хотел сказать, что она — королева сердцем и разумом, однако…
— Что за недомолвки, сударь, да еще когда речь идет о моей матери!
— И у великих людей, ваше высочество, бывают слабости, в особенности, когда они думают, что дело идет о счастье их детей, — вот что я имел в виду.
— Надеюсь, потомки не заметят ни единой слабости у Марии Терезии, — возразила Мария Антуанетта.