Тихие и внимательные, но не забитые и малоподвижные, как бывают иные крестьяне, дети встали и, заглянув незнакомцу в глаза, взялись за руки и проводили его к довольно большой хижине, привлекательной с виду и расположенной на берегу ручья, как и большинство домов этой деревни.
Разбухший после того, как растаял первый снег, он катил свои прозрачные воды; деревянный мост, вернее сказать, толстая доска, был перекинут через него, соединяя тропинку с земляными ступеньками дома.
Один из маленьких провожатых Жильбера кивнул головой в знак того, что здесь и живет Мадлен Питу.
— Здесь? — переспросил Жильбер.
Мальчик еще раз кивнул, не проронив ни слова.
— Мадлен Питу? — для точности еще раз переспросил Жильбер.
Получив молчаливое подтверждение, Жильбер перешел мостик и толкнул дверь хижины. А ребятишки снова взялись за руки и во все глаза смотрели на Жильбера, силясь понять, зачем пришел к Мадлен этот нарядный господин в коричневом костюме и туфлях с пряжками.
Во все это время Жильбер не видел, кроме ребят, ни одной живой души: Арамон и вправду оказался столь желанным для него безлюдным селением.
Зрелище, полное очарования для любого человека, а в особенности — для ученика философа, предстало глазам Жильбера, едва он распахнул дверь.
Статная крестьянка кормила грудью прелестного младенца, а другой ребенок, крепыш лет пяти, громко молился, стоя на коленях.
В углу у окна, или, точнее, возле застекленной дыры в стене, другая крестьянка, на вид лет тридцати шести, пряла лен, подставив под ноги деревянную скамеечку; справа от нее стояла прялка, на скамье в ногах улегся лохматый пудель.
Завидев Жильбера, пес довольно добродушно тявкнул, словно желая показать свою бдительность. Мальчик перестал молиться и обернулся, а обе женщины вскрикнули, будто от удивления или от радости.
Жильбер для начала улыбнулся кормилице.
— Здравствуйте, дорогая госпожа Мадлен! — сказал он.
Крестьянка так и подскочила от изумления.
— Господину известно, как меня зовут? — пролепетала она.
— Как видите. Продолжайте свое дело, прошу вас. Вместо одного питомца у вас теперь будет два!
С этими словами он положил в грубо сколоченную деревенскую колыбельку своего маленького горожанина.
— Какой хорошенький! — вскричала женщина, сидящая за прялкой.
— Правда, сестрица Анжелика, очень хорошенький, — согласилась Мадлен.
— Эта женщина — ваша сестра? — спросил Жильбер, указывая на пряху.
— Да, сударь, сестра, — отвечала Мадлен, — сестра моего мужа.
— Да, это моя тетя, тетя Желика, — вмешавшись в разговор, сказал баском мальчуган, не успев подняться на ноги.
— Помолчи, Анж, помолчи, — приказала мать. — Ты перебиваешь господина.
— То, что я собираюсь вам предложить, — совсем не хитрая вещь. Этот ребенок — сын одного из арендаторов моего хозяина… Арендатор разорился… Мой хозяин, крестный отец ребенка, хочет, чтобы мальчик рос в деревне и стал хорошим работником… вырос здоровым… и нравственно чистым… Не согласитесь ли вы позаботиться о малыше?
— Сударь…
— Он только вчера родился, и у него еще не было кормилицы, — перебил Жильбер. — Кстати, это тот самый питомец, о котором вам, наверное, говорил метр Нике, нотариус из Виллер-Котре.
Мадлен сейчас же схватила ребенка и дала ему грудь с неудержимой щедростью, глубоко тронувшей Жильбера.
— Меня не обманули, — удовлетворенно заметил он, — вы славная женщина. Итак, от имени моего хозяина я вам поручаю заботы о ребенке. Я вижу, что ему здесь будет хорошо. Я желаю, чтобы он принес в эту хижину мечту о счастье взамен на то, что он здесь найдет. Сколько вам платил в месяц за своих детей господин Нике из Виллер-Котре?
— Двенадцать ливров, сударь. Но господин Нике богат, он частенько прибавлял несколько ливров за сахар и уход.
— Мамаша Мадлен, — с гордостью отчеканил Жильбер, — за этого ребенка вы будете получать двадцать ливров в месяц — это составит двести сорок ливров в год.
— Боже правый! — воскликнула Мадлен. — Спасибо, сударь!
— Вот вам деньги за год вперед, — продолжал Жильбер, выкладывая на стол десять новеньких луидоров; обе женщины следили за ним широко раскрытыми глазами, а маленький Анж Питу жадно потянулся к деньгам.
— А если ребенок умрет, сударь? — робко возразила кормилица.
— Это было бы огромное несчастье, этого просто не может быть, — отвечал Жильбер. — Итак, за молоко уплачено. Вы удовлетворены?
— Да, сударь!
— Поговорим теперь о пансионе на будущее.
— Вы хотите оставить у нас ребенка?
— Да, вероятно, так это и будет.
— Стало быть, сударь, мы должны его усыновить?
Жильбер побледнел.
— Да, — глухо проговорил он.
— От малыша, значит, отказались родители, сударь? Жильбер не был готов к таким вопросам и почувствовал сильное волнение. Однако он взял себя в руки.
— Я не все вам сказал, — продолжал он. — Его бедный отец умер от горя.
Обе добрые женщины всплеснули руками.
— А мать? — спросила Анжелика.
— Мать… мать… — с трудом переводя дух, отвечал Жильбер, — на нее ребенку полагаться не приходится… Ни этому, ни тем, которые еще могут у нее родиться.
Тут с поля вернулся папаша Питу, спокойный и добродушный здоровяк, широкая натура, честный, преисполненный доброты, словно сошедший с полотна Грёза.
Ему в нескольких словах объяснили дело. А что он не сразу понимал умом, то постигал сердцем…
Жильбер объявил, что пансион мальчика будет оплачиваться, пока тот не станет взрослым и не будет способен сам жить своим умом и кормиться трудом рук своих.
— Пусть остается, — сказал Питу. — Мы его полюбим, он такой хорошенький!
— Малыш и ему понравился! — воскликнули Анжелика и Мадлен.
— Тогда прошу вас отправиться вместе со мной к метру Нике. Я передам ему необходимую сумму, чтобы вы были довольны и чтобы ребенку было хорошо.
— Сию минуту, сударь, — откликнулся Питу-старший.
Он встал.
Жильбер попрощался с женщинами и подошел к колыбели, в которой они уже устроили новорожденного, потеснив своего ребенка.
Он с мрачным видом склонился над колыбелью, впервые вглядываясь в личико своего сына; он заметил, что тот похож на Андре.
При виде младенца сердце его болезненно дрогнуло. Ему пришлось сжать кулаки, чтобы сдержать набегавшие на глаза слезы.
Он робко поцеловал новорожденного в прохладную щечку и, пошатываясь, отошел.
Папаша Питу ждал его на пороге, сжимая в руке окованную железом палку. На плечи его была накинута нарядная куртка, на шее был повязан платок.
Жильбер подарил пол-луидора крепышу Анжу Питу, путавшемуся у него под ногами, а женщины с трогательной фамильярностью деревенских кумушек попросили позволения поцеловать молодого человека.
На долю восемнадцатилетнего отца выпало слишком много волнений; он побледнел, засуетился и почувствовал, что вот-вот потеряет рассудок.
— Идемте! — обратился он к Питу.
— Как вам будет угодно, сударь, — ответил крестьянин и пошел вперед.
И они двинулись в путь.
Вдруг Мадлен закричала с порога:
— Сударь! Сударь!
— Что случилось? — спросил Жильбер.
— Как его зовут? Как его зовут? Как вы желаете его назвать?
— Его зовут Жильбер! — не без гордости отвечал молодой человек.
CLXI
ОТЪЕЗД
В конторе нотариуса дело сладилось скоро. Жильбер от своего имени выложил сумму почти в двадцать тысяч ливров, предназначавшуюся для покрытия расходов на образование и содержание ребенка, а также на приобретение пахотной земли, когда он достигнет совершеннолетия.