– Вы подозвали выездного лакея, и он подошел к дверце, чтобы выслушать приказания вашего высокопреосвященства?
– Да.
– Не вы ли сказали ему: «Улица Сен-Клод в Маре, через Сен-Дени и бульвар», а он повторил это кучеру?
– Да. Так вы, значит, меня видели и слышали?
– Я вас видел, ваше высокопреосвященство, и слышал.
– Вы были там?
– Нет, ваше высокопреосвященство, меня там не было.
– Где же вы находились?
– Здесь.
– Вы видели и слышали меня отсюда?
– Да, ваше высокопреосвященство.
– Ни за что не поверю!
– Ваше высокопреосвященство забывает, что я – колдун.
– Да, верно, я и забыл… Как же мне называть вас? Бароном Бальзамо или графом Фениксом?
– В моем доме, ваше высокопреосвященство, у меня нет имени: меня зовут ХОЗЯИН.
– Да, это всеобъемлющее звание. Итак, хозяин, вы меня ждали?
– Я вас ждал.
– Вы уже развели огонь в своей лаборатории?
– Он никогда не угасает, ваше высокопреосвященство.
– Вы позволите мне туда войти?
– Почту за честь проводить туда ваше высокопреосвященство.
– Я пойду за вами, но при одном условии…
– При каком?
– Обещайте, что я не буду вступать в связь с дьяволом. Я испытываю ужас перед его величеством Люцифером. – Ваше высокопреосвященство!…
– Да, обыкновенно на роль сатаны приглашают отставного французского гвардейца или подгулявшего учителя фехтования, а чтобы игра произвела впечатление, они нещадно избивают зрителей кнутом и щелкают их по носам, когда гаснут свечи.
– Ваше высокопреосвященство! – с улыбкой заговорил Бальзамо. – Мои черти не забывают, что имеют дело с высочествами; они всегда помнят слова принца де Конде, пообещавшего одному из них в случае, если он не будет вести себя смирно, хорошенько его взгреть, да так, что свет ему покажется не мил.
– Ну что ж, – проговорил кардинал, – это меня радует. Идемте в лабораторию.
– Не угодно ли вашему высокопреосвященству следовать за мной?
Глава 26.
ЗОЛОТО
Кардинал де Роан и Бальзамо поднялись по узкой лестнице, которая вела так же, как и парадная, в комнаты второго этажа.
Наверху Бальзамо отыскал под сводами дверь и отпер ее. Глазам кардинала открылся мрачный коридор, кардинал решительно пошел вперед.
Бальзамо запер дверь.
Грохот, с каким захлопнулась дверь, заставил кардинала оглянуться с некоторым волнением.
– Мы пришли, ваше высокопреосвященство, – проговорил Бальзамо. – Зайдемте вот в эту дверь, но прошу вас не обращать внимания на скрип и грохот, эта дверь – железная.
Скрип первой двери заставил кардинала содрогнуться, поэтому он обрадовался, что его вовремя предупредили: металлический скрежет петель и замка мог бы напугать и менее чувствительную натуру.
Он спустился на три ступеньки и вошел.
Огромный кабинет с голыми балками на потолке, большая лампа под абажуром, бесчисленное количество книг, много химического и физического оборудования – вот какое впечатление производила эта новая комната.
Скоро кардинал почувствовал, что ему стало трудно дышать.
– Что это значит? – спросил он. – Я задыхаюсь, хозяин, я весь в испарине. Что это за шум?
– В этом-то все и дело, ваше высокопреосвященство, как сказал Шекспир, – молвил Бальзамо, отодвигая гигантский асбестовый занавес, скрывавший огромную каменную печь; в середине печи поблескивали два отверстия, похожие на горящие в потемках глаза хищного зверя.
Комната, где находилась печь, была вдвое больше первой, но кардинал не обратил на нее внимания из-за занавеса.
– Сильное впечатление производит это зрелище! – воскликнул кардинал.
– Это и есть печь, ваше высокопреосвященство.
– Да, да, но вы процитировали Шекспира, а я приведу слова Мольера: есть печи и печи. У этой – вид вполне сатанинский, и потом, мне не нравится запах. Что в ней варится?
– То, о чем вы меня просили, ваше высокопреосвященство.
– Неужели?
– Да, ваше высокопреосвященство. Для меня большая честь, что вы пожелали познакомиться с моим детищем. Я должен был взяться за работу только завтра вечером, но, узнав о том, что ваше высокопреосвященство изменили намерение и уже направляетесь на улицу Сен-Клод, я развел в печи огонь и приготовил смесь. И вот огонь пылает, а через несколько минут вы увидите золото. Позвольте, я распахну форточку и впущу свежего воздуху.
– Вы хотите сказать, что вот эти тигели…
– Да, из них через десять минут потечет чистейшее золото, не хуже венецианских цехинов или тосканских флоринов.
– А можно на него взглянуть?
– Разумеется, только придется принять необходимые меры предосторожности.
– Какие же?
– Наденьте асбестовую маску со стеклянными отверстиями для глаз: огонь такой жаркий, что может опалить лицо.
– Дьявольщина! Придется поостеречься, я дорожу глазами и не отдал бы их даже за обещанные вами сто тысяч экю.
– Я так и думал, ваше высокопреосвященство; у вас красивые и добрые глаза.
Комплимент пришелся по вкусу кардиналу: он пристально следил за производимым им впечатлением.
– Ага! Так вы говорите, мы сейчас увидим золото? – спросил он, прилаживая на лицо маску.
– Надеюсь, что да, ваше высокопреосвященство.
– На сто тысяч экю?
– Да, ваше высокопреосвященство, и даже, может быть, немного больше, потому что смеси я приготовил в изобилии.
– Вы – щедрый колдун, – проронил кардинал, и сердце его радостно забилось.
– Однако моя щедрость – ничто в сравнении с вашей, ваше высокопреосвященство, раз вы говорите мне такие слова. А теперь, ваше высокопреосвященство, будьте любезны немного отойти, я открываю заслонку тигеля.
Бальзамо накинул короткую асбестовую рубашку, сильной рукой подхватил железные щипцы, и приподнял накалившуюся докрасна крышку; под ней оказались четыре одинаковых тигеля: в одном из них бурлила ярко-красная смесь, три другие были наполнены светлым веществом с пурпурным отблеском.
– Это золото, – проговорил прелат вполголоса, словно боясь громко произнесенным словом нарушить совершавшееся на его глазах таинство.
– Да, ваше высокопреосвященство, вы правы. Эти четыре тигеля расположены на разном расстоянии от огня: в одних золото должно вариться двенадцать часов, в других – одиннадцать. Смесь – я раскрою вам этот секрет, как другу и соратнику, – нужно переливать в слитки, как только она закипит. Как видите, в первом тигеле смесь посветлела: пора переливать. Соизвольте отодвинуться, ваше высокопреосвященство.
Кардинал повиновался, словно солдат приказу командира. Бальзамо оставил щипцы, раскалившиеся от соприкосновения с пламеневшими тигелями, затем подкатил к печи наковальню с восемью железными формами одинакового размера.
– А это что, дорогой колдун? – спросил кардинал.
– Это, ваше высокопреосвященство, формы, в которые я буду заливать ваше золото.
– Ага! – удовлетворенно произнес кардинал. Он продолжал следить за Бальзамо с удвоенным вниманием.
Бальзамо разостлал на полу кусок белого льняного полотна, встал между наковальней и печью, раскрыл огромную книгу и произнес заклинание, держа в руке волшебную палочку. Потом взялся за небывалых размеров Щипцы, способные ухватить тигель.
– Золото выйдет отменное, высшего качества, ваше высокопреосвященство, – заметил он.
– Вы что же, собираетесь опрокинуть этот раскаленный котел?
–..который весит не меньше пятидесяти фунтов! Да, ваше высокопреосвященство. Далеко не каждый литейщик может похвастаться такими мускулами и такой, как у меня, сноровкой. Не бойтесь!
– А если тигель лопнет?..
– Однажды это со мной уже случилось, ваше высокопреосвященство. Было это в тысяча триста девяносто девятом году. Я проводил опыт вместе с Никола Фламелем у него дома на улице Экривен, неподалеку от часовни Сен-Жак-ла-Бушри. Бедняга Фламель едва не лишился зрения, а я потерял сто восемьдесят унций металла более ценного, чем золото.
– Что вы рассказываете, дорогой хозяин?
– Сущую правду.
– Вы этим занимались в тысяча триста девяносто девятом году?