– Да, ваше высокопреосвященство.
– С Никола Фламелем?
– С ним! А за пятьдесят лет до того мы открыли этот секрет вместе с Пьером Лебоном в городе Пола. Пьер тогда неплотно прикрыл тигель, испарения повредили мне правый глаз, и я не видел им почти двенадцать лет.
– Пьер Лебон, вы сказали?
– Да, автор знаменитого труда «Margarita pretiosa». Вы, должно быть, знакомы с этой книгой.
– Да, она датирована тысяча триста тридцатым годом.
– Совершенно верно, ваше высокопреосвященство!
– И вы утверждаете, что были знакомы с Пьером Лебоном и Фламелем?
– Я был учеником одного и учителем другого. Пока испуганный кардинал соображал, сам ли дьявол перед ним или один из его приспешников, Бальзаме погрузил в пекло щипцы с длинными рукоятками.
Он уверенно и проворно зажал тигель на четыре дюйма от края, немного приподнял, проверяя, хорошо ли он за него взялся, и вытянул чудовищный сосуд из пылавшей печи. Рукоятки щипцов в тот же миг раскалились докрасна. Кардинал увидел, как в глиняные формы потекли светлые ручейки, похожие на серебристые молнии, рассекающие грозовую серную тучу. Края тигеля стали темно-коричневыми, в то время как коническое дно было еще серебристо-розовым на фоне темной печи. Жидкий металл, подернувшийся сиреневато-золотистой пленкой, с шипением покатился по желобу тигеля, и пылающая струя достигла, наконец, темной формы. Через отверстие в форме показалось бурлившее, пенившееся золотое море.
– А теперь – другую, – проговорил Бальзамо, подходя ко второй форме. Она была наполнена с той же силой и ловкостью.
Пот катился с Бальзамо градом, кардинал в темноте осенял себя крестным знамением.
Это и в самом деле было ужасное и в то же время величественное зрелище. В багровых отблесках пламени Бальзамо походил на одного из тех грешников, которых Микеланджело и Данте изображают на дне кипящего котла.
А потом он испытывал страх перед неизвестностью.
Бальзамо не успел передохнуть между двумя операциями, времени было в обрез.
– Будут небольшие потери, – проговорил он, заполнив вторую форму, – я на сотую долю минуты передержал смесь на огне.
– Сотая доля минуты! – воскликнул кардинал, не скрывая удивления.
– Для герметически закрытого сосуда это неслыханно много, ваше высокопреосвященство, – хладнокровно заметил Бальзамо, – а пока уже два тигеля опустели, и перед вами – две формы, полные чистого золота: здесь сто фунтов.
Ухватив своими чудодейственными клещами первую форму, он опустил ее в воду; вода долго бурлила и шипела. Наконец Бальзамо раскрыл форму и достал безупречный золотой слиток в форме сахарной головки, немного сплющенной с обоих концов.
– Нам еще около часа дожидаться, пока два других тигеля будут готовы, – сказал Бальзамо. – Не желает ли ваше высокопреосвященство отдохнуть или подышать свежим воздухом?
– Неужели это золото? – спросил кардинал, не слыша предложения хозяина.
Бальзамо улыбнулся. Кардинал оставался верен себе.
– Вы в этом сомневаетесь, ваше высокопреосвященство?
– Знаете, наука столько раз ошибалась…
– Вы не прямо выразили свою мысль, – заметил Бальзамо. – Вы думаете, что я вас обманываю, и обманываю сознательно. Ваше высокопреосвященство! Я был бы о себе невысокого мнения, если бы так поступал, потому что мое тщеславие не выходило бы за пределы моего кабинета. Неужели вы думаете, что я стал бы все это проделывать только ради того, чтобы насладиться вашим изумлением, которое улетучилось бы, обратись вы к первому попавшемуся ювелиру?! Мне бы хотелось, ваше высокопреосвященство, чтобы вы оказывали мне больше доверия. Поверьте, что если бы я хотел вас обмануть, я сделал бы это более ловким способом и из высших побуждений. Кроме того, известно ли вашему высокопреосвященству, как проверить золото?
– Разумеется: существует пробный камень.
– Насколько мне известно, вы, ваше высокопреосвященство, имели случай сами попытаться получить золото – испанские унции, которые были пущены в обращение, были сделаны из самого что ни на есть чистого золота… Правда, среди них потом оказалось немало.., фальшивых монет? – Да, мне в самом деле приходилось работать с золотом.
– В таком случае, ваше высокопреосвященство, вот вам камень и кислота.
– Не надо, вы меня убедили.
– Ваше высокопреосвященство, доставьте мне удовольствие, убедитесь в том, что эти слитки не только из золота, но и без примесей.
Казалось, кардиналу неудобно было проявлять недоверие, однако было очевидно, что он еще сомневается.
Бальзамо потер камнем о слитки и показал его гостю.
– Двадцать восемь карат, – сказал он, – сейчас я разолью два других тигля.
Десять минут спустя двести фунтов золота в четырех слитках были разложены на полу на полотне, мгновенно нагревшемся от соприкосновения с золотом.
– Вы, ваше высокопреосвященство приехали в карете, не правда ли? Я, по крайней мере, видел, как вы ехали в карете.
– Да.
– Ваше высокопреосвященство! Прикажите кучеру подъехать к воротам, и мой лакей отнесет слитки в вашу карету.
– Сто тысяч экю! – пробормотал кардинал, снимая маску, словно своими глазами желая убедиться, что у его ног лежало золото.
– И вы сможете, ваше высокопреосвященство, сказать, откуда это золото, не так ли? Ведь вы видели, как оно было получено.
– Да, я могу это засвидетельствовать.
– Нет, что вы! – с живостью возразил Бальзамо. – Во Франции ученые не в чести, не надо ничего свидетельствовать, ваше высокопреосвященство. Вот если бы я занимался теорией вместо того, чтобы делать золото, я бы не стал возражать.
– Чем же я, в таком случае, могу быть вам полезен? – спросил кардинал, с трудом приподнимая в хрупких руках пятидесятифунтовый слиток.
Бальзамо пристально на него взглянул и рассмеялся ему в лицо.
– Что забавного вы нашли в моих словах? – спросил кардинал.
– Если не ошибаюсь, ваше высокопреосвященство предлагает мне свои услуги?
– Разумеется.
– Не уместнее было бы мне предложить вам свои? Кардинал нахмурился.
– Я чувствую себя обязанным, сударь, – сказал он, – и спешу это признать. Однако если вы считаете мою признательность неуместной, я не приму от вас услугу: в Париже, слава Богу, довольно ростовщиков, у которых я могу либо под залог, либо под расписку раздобыть сто тысяч экю в три дня: одно мое епископское кольцо стоит сорок тысяч ливров.
Прелат вытянул белую, словно у женщины, руку: на безымянном пальце сверкал брильянт величиной с лесной орех.
– Ваше высокопреосвященство! – с поклоном отвечал Бальзамо. – Как вы могли хоть на миг заподозрить меня в намерении вас оскорбить? – и, словно разговаривая с самим собой, прибавил:
– Странно, что правда оказывает такое действие на высочества.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ваше высокопреосвященство предлагает мне свои услуги; я спрашиваю вас: ваше высокопреосвященство, какого рода услуги вы готовы мне предложить?
– Прежде всего, мой авторитет при дворе.
– Ах, ваше высокопреосвященство! Вы и сами знаете, как доверие к вам пошатнулось. Я бы скорее предпочел услуги господина де Шуазеля, несмотря на то что ему осталось не более двух недель быть министром. Если уж говорить о кредитах, ваше высокопреосвященство, давайте остановимся на моем. Вот прекрасное золото! Как только вашему высокопреосвященству понадобятся деньги, дайте мне знать накануне или в то же утро, и я приготовлю вам золота столько, сколько ваша душа пожелает. А когда у тебя есть золото – можешь все, не так ли, ваше высокопреосвященство?
– Нет, не все, – прошептал кардинал, превращаясь из покровителя в просителя и не пытаясь этому сопротивляться.
– Ах, да, я совсем забыл, что его высокопреосвященство жаждет не золота, а кое-чего такого, что дороже всех земных благ; однако это уже зависит не от науки, это подвластно только колдовству. Ваше высокопреосвященство! Скажите только одно слово, и алхимик готов уступить место колдуну.
– Благодарю вас, сударь, мне ничего больше не нужно, я ничего более не хочу, – с грустью вымолвил кардинал. Бальзамо приблизился к нему: