– Шестнадцатого.
– «Семнадцатого: видели, как г-н Руссо в шесть часов утра собирает травы в Медонском лесу. Он был один».
– Один?
– Далее. «В два часа пополудни он продолжал собирать травы, но уже вместе с молодым человеком».
– Ага! – воскликнул Жан.
– Да, с молодым человеком, – повторил де Сартин, – слышите?
– Это он, тысяча чертей! Это он.
– Ну? Что вы на это скажете? «Молодой человек застенчив».
– Верно!
– «Он с жадностью ест».
– Все так.
– «Оба чудака срывают растения и укладывают их в цинковую коробку».
– Дьявольщина! – вскричал Дю Барри.
– Это еще не все. Слушайте дальше: «Вечером он привел молодого человека к себе, в полночь молодой человек еще не выходил от него».
– Прекрасно!
– «Восемнадцатого: молодой человек не выходил из дому и по всей видимости поселился у господина Руссо».
– Я не теряю надежды…
– Ну, в таком случае, вы – оптимист! Впрочем, поделитесь со мной вашими соображениями.
– Вполне вероятно, что в этом доме у него есть какие-нибудь родственники – Сейчас вы будете удовлетворены, вернее – разочарованы. Тише, кучер возвращается!
Де Сартин вышел из кареты. Не пройдя и десяти шагов, он встретился с одетым в серое, подозрительного вида, господином.
Увидав прославленного начальника полиции, он снял шляпу и опять надел ее с таким видом, будто не придавал своему приветствию особого значения, хотя глаза его засветились уважением и преданностью.
Де Сартин подал знак, человек приблизился. Начальник полиции шепнул ему на ухо приказание, и тот исчез за дверью Руссо.
Начальник полиции опять сел в карету.
Несколько минут спустя человек в сером подошел к карете.
– Я отвернусь, чтобы меня не было видно, – предупредил Дю Барри.
Де Сартин улыбнулся, выслушал доклад агента и отпустил его.
– Ну что? – спросил Дю Барри.
– Как я и подозревал, нам не повезло. Ваш Жильбер живет у Руссо. Уверяю вас, что лучше было бы оставить ваши намерения.
– Чтобы я от этого отказался!..
– Да. Неужели вам хочется, чтобы ради пустой фантазии против нас восстали все парижские философы?
– Боже мой, что скажет Жанна?
– Так она очень дорожит этим Жильбером? – спросил де Сартин.
– Да!
– В таком случае вам остается действовать лаской, умаслите Руссо, и вам не придется красть молодого человека, он отдаст вам Жильбера по доброй воле.
– Могу поклясться, что легче было бы приручить медведя.
– Это, может быть, легче, чем вам представляется. Не будем терять надежды. Он любит привлекательные лица, графиня – первая красавица, да и мадмуазель Шон недурна собой. Как вы думаете, графиня готова была бы ради своей фантазии пойти на небольшую жертву?
– И не на одну!
– Согласится ли она влюбиться в Руссо?
– Если это необходимо…
– Это будет полезно. Однако, чтобы их познакомить, понадобится посредник. Не знаете ли вы кого-нибудь из поклонников Руссо?
– Принц де Конти.
– Плохо! Он не доверяет принцам. Надо бы какого-нибудь обыкновенного человека: ученого, поэта.
– Мы не поддерживаем отношений с этими людьми – Мне кажется, я встречал у графини господина де Жюсье.
– Ботаника?
– Да.
– Вы правы. Он действительно приезжает в Трианон, и графиня позволяет ему опустошать клумбы. – Вот и прекрасно! Жюсье – один из моих друзей.
– Можно считать, что все улажено?
– Почти так.
– Жильбер, стало быть, попадет ко мне? Де Сартин на мгновение задумался.
– Думаю, что да, – сказал он, – и это произойдет без всякого насилия, без единого крика. Руссо отдаст вам его со связанными руками и ногами.
– Вы так полагаете?
– Я в этом уверен.
– Что для этого нужно?
– Самую малость. У вас есть свободное местечко недалеко от Медона или Марли?
– Да, места там сколько угодно. Я знаю с десяток тихих уголков между замком Люсьенн и Буживалем.
– Прикажите там устроить.., как бы это назвать?.. Мышеловку для философов.
– Господи Боже мой! Как же это устроить?
– Я пришлю вам проект, не беспокойтесь. А теперь уедем, на нас смотрят… Кучер, поезжай домой!
Глава 31.
ПРОИСШЕСТВИЕ С ДЕ ЛА ВОГИЙОНОМ, НАСТАВНИКОМ КОРОЛЕВСКИХ ОТПРЫСКОВ, В ДЕНЬ ЖЕНИТЬБЫ ЕГО ВЫСОЧЕСТВА ДОФИНА
Великие исторические события для романиста – то же, что огромные горы для путешественника. Он на них смотрит, подходит к ним то с одной, то с другой стороны, почтительно раскланивается, проходя мимо, но не может на них взобраться.
Вот и мы посмотрим, походим вокруг, поклонимся при виде торжественной свадебной церемонии в Версале. Французский церемониал – единственная хроника, которой в этом случае следует доверяться.
А наша история, словно скромная спутница, отправится окольным путем, давая дорогу великой истории Франции, и не станет описывать ни величия Версаля времен Людовика XV, ни костюмов придворных тех лет, ни парадных ливреи, ни папских украшений, она попытается найти еще что-нибудь, не менее любопытное.
И вот церемония завершается в ярких лучах майского солнца, прославленные гости тихо расходятся, обсуждая чудесное зрелище, на котором они только что присутствовали. А мы вернемся к знакомым событиям и действующим лицам, имеющим с точки зрения истории некоторое значение.
Король, утомленный церемонией и, в особенности, праздничным ужином – долгим, проходившим в строгом соответствии с уже знакомым ему церемониалом свадебного ужина его высочества дофина, сына Людовика XIV, – его величество удалился к себе в девять часов и отпустил всех, кроме де ла Вогийона, наставника королевских отпрысков.
Герцог, большой друг иезуитов, надеявшийся на их водворение благодаря своим отношениям с графиней Дю Барри, считал свою задачу по воспитанию отчасти выполненной из-за женитьбы его высочества герцога де Берри.
Впрочем, впереди у наставника королевских отпрысков была не менее трудная задача: ему надлежало завершить воспитание графа де Прованс и графа д'Артуа; одному из них было в те времена пятнадцать, другому – тринадцать лет. Его высочество граф де Прованс был человек скрытный и замкнутый; его высочество граф д'Артуа – легкомысленный и своевольный. Ну, а дофин, помимо всех своих качеств, благодаря которым он прекрасно учился, был еще и дофином, то есть первым после короля лицом во Франции. Вот почему де ла Вогийон много терял, уступая свое влияние на него женщине.
Когда король попросил его задержаться, де ла Вогийон решил, что его величество понимает, какая это потеря, и хочет утешить его вознаграждением. Ведь когда воспитание закончено, наставника обыкновенно стараются отблагодарить.
Это заставило и без того чувствительного герцога де ла Вогийона расчувствоваться окончательно. Он и так подносил платок к глазам во время ужина, показывая, как он сожалеет о потере ученика. После десерта он всхлипнул. Впрочем, оставшись один, он скоро успокоился.
Когда же его вызвал к себе король, он снова достал из кармана платок и выдавил слезу.
– Подойдите, мой бедный ла Вогийон, – обратился к нему король, поудобнее устраиваясь в кресле. – Подойдите, я хочу с вами поговорить.
– Я к услугам вашего величества, – молвил герцог.
– Садитесь вот сюда, дорогой мой, вы, должно быть, устали.
– Мне садиться, сир?
– Да, вот сюда, без церемоний.
Людовик XV указал герцогу на стул, стоявший таким образом, что лицо наставника было ярко освещено, тогда как король оставался в тени.
– Ну что же, дорогой герцог, вот воспитание и завершено.
– Да, сир.
Вогийон вздохнул.
– И прекрасное воспитание! – продолжал Людовик XV.
– Ваше величество слишком добры ко мне.
– Оно делает вам честь, герцог.
– Благодарю вас, ваше величество.
– Его высочество дофин – один из самых просвещенных принцев Европы, если не ошибаюсь?
– Надеюсь, сир.
– Он хороший историк?
– Очень хороший.
– Прекрасный географ?
– Сир! Его высочество дофин способен составить карту получше инженера.