– Я сначала тоже так подумал. Мне показалось, вы с ним приятели.
– Слишком большая честь для меня.
– Так вот лошади, которые дотащили вашу карету сюда, могут ведь отвезти ее назад, верно?
– Вот тут вы ошибаетесь. Во-первых, от четверки у меня осталась только пара лошадей. Кроме того, карета очень тяжелая, лошадям необходим отдых.
– Еще один довод… Решительно вы хотите здесь остаться!
– Я хотел бы сегодня остаться здесь, чтобы завтра снова встретиться с вами, чтобы выразить вам свою признательность.
– Это очень просто.
– Что вы имеете в виду?
– Раз вы водите дружбу с сатаной, попросите его помочь мне отыскать философский камень.
– Господин барон! Если он так вам нужен…
– Философский камень? Черт возьми, еще как нужен!
– В таком случае вам следует обратиться к другому лицу.
– Кто же это другое лицо!
– «Я», как сказал Корнель в, не помню точно, какой комедии, которую он читал мне.., погодите-ка.., да, ровно сто лет назад, когда мы с ним проезжали по Новому мосту в Париже.
– Ла Бри, старый мошенник! – закричал барон, почувствовав, что разговор начинает принимать нежелательный оборот в столь поздний час, да еще с таким собеседником. – Поищите свечу и проводите барона.
Ла Бри бросился исполнять приказание. Найти в доме свечу было почти так же трудно, как философский камень. Он позвал Николь и приказал ей подняться первой и проветрить красную комнату.
Николь оставила Андре одну, или скорее Андре была рада предлогу выпроводить камеристку: ей было необходимо остаться наедине со своими мыслями.
Барон пожелал Бальзамо спокойной ночи и пошел спать.
Бальзамо вынул часы, вспомнив об обещании, данном Альтотасу. Ученый проспал два с половиной часа вместо двух. Полчаса было потеряно. Бальзамо спросил у Ла Бри, стоит ли карета на прежнем месте.
Ла Бри отвечал, что она должна стоять там, если только ей не вздумалось уехать одной, без лошадей.
Бальзамо поспешил справиться о Жильбере.
Ла Бри уверял его, что бездельник Жильбер лег уже, по крайней мере с час назад.
Бальзамо вышел во двор, собираясь разбудить Альтотаса. Но прежде он выяснил, как пройти в красную комнату.
. Господин де Таверне нисколько не преувеличивал, говоря о бедности комнаты. Она не отличалась убранством от остальных комнат в замке.
. Дубовая кровать была застлана покрывалом из потертой шелковой узорчатой ткани – того же зеленовато-золотистого оттенка, что и обивка стен. В комнате стоял дубовый стол на гнутых ножках. Большой камин эпохи Людовика XIII, которому пламя зимой придавало некоторую пышность», выглядел летом без огня тоскливо: не было ни подставки для дров, ни щипцов, не было и дров, зато был он забит старыми газетами. – Вот и вся обстановка комнаты, случайным обладателем которой оказался в эту ночь Бальзамо.
Добавим пару стульев и деревянный шкаф с продавленными стенками, выкрашенный в серый цвет.
Пока Ла Бри пытался навести в комнате порядок после того, как Николь проветрила ее и удалилась к себе, Бальзамо разбудил Альтотаса и вернулся в дом.
Подойдя к гостиной, он остановился и прислушался. Когда Андре вышла из столовой, она заметила, что не испытывает на себе больше таинственного влияния путешественника.
Чтобы не думать больше о нем, она села за клавесин. Звуки и теперь доносились сквозь приотворенную дверь.
Бальзамо, как мы уже сказали, остановился перед этой дверью.
В течение некоторого времени он плавными медленными взмахами рук словно гипнотизировал Андре. Она стала испытывать уже знакомое волнение, постепенно игра ее смолкла, руки безжизненно повисли, и она медленно обернулась к двери, словно подчиняясь чужой воле, готовая исполнить любое приказание.
Бальзамо улыбнулся в полумраке, будто видел, что происходит за запертой дверью.
Очевидно, он именно этого добивался от Андре и догадался, что его воля исполнена. Протянув в темноте левую руку и ухватившись за перила, он стал подниматься по крутой массивной лестнице, – лестница привела его к красной комнате.
Пока он удалялся, Андре так же медленно отвернулась от двери и обратилась к клавесину. Остановившись на последней ступеньке лестницы, Бальзамо услышал первые аккорды мелодии, которую продолжала исполнять Андре.
Бальзамо вошел в красную комнату и отпустил Ла Бри.
Ла Бри был прекрасно вышколен и привык беспрекословно повиноваться. На сей же раз, двинувшись было к двери, он внезапно остановился на пороге.
– В чем дело? – спросил Бальзамо, Ла Бри не отвечал, опустив руку в карман куртки и пытаясь нащупать что-то на самом дне.
– Вы хотите что-нибудь сообщить мне, друг мой? – переспросил Бальзамо, подходя к нему.
Казалось, Ла Бри сделал над собою нечеловеческое усилие, чтобы вынуть руку из кармана.
– Я хотел сказать вам, сударь, что вы, должно быть, ошиблись нынче вечером, – пролепетал он.
– Я ошибся? – удивился Бальзаме. – В чем же, друг мой?
– Вы, верно, подумали, что подаете мне монету в двадцать четыре су, а вместо нее я нашел в кармане монету в двадцать четыре ливра!
Он разжал кулак: на ладони сверкнул новехонький луидор.
Бальзамо с восхищением посмотрел на старого слугу: нечасто приходилось ему встречать честного человека.
– «And honest»7, – повторил он вслед за Гамлетом.
Пошарив в кармане, он достал второй луидор и положил рядом с первым.
Не испытанная им еще радость охватила Ла Бри при виде подобной щедрости. Прошло уже почти двадцать лет, как он не видал золота.
Он смог поверить, что стал обладателем такого богатства, только после того, как Бальзамо взял у него монеты и сам опустил их ему в карман.
Ла Бри поклонился до земли и, пятясь, двинулся к выходу. Бальзамо остановил его.
– Как обычно проходит утро в замке? – обратился он с вопросом к старому слуге.
– Господин де Таверне встает поздно, а мадмуазель Андре спозаранку на ногах.
– В котором часу?
– Около шести.
– Кто живет надо мной?
– Ваш покорный слуга, сударь.
– А внизу?
– Внизу никого нет, там вестибюль.
– Хорошо, благодарю вас, друг мой; можете идти.
– Покойной ночи, сударь!
– Прощайте! Кстати, позаботьтесь о том, чтобы моя карета была в безопасности.
– О, можете быть совершенно покойны!
– Если оттуда послышится какой-нибудь шум или вы заметите свет, не пугайтесь. Там живет мой старый немощный слуга, которого я повсюду вожу с собой. Передайте господину Жильберу, чтобы он не беспокоил его. Прошу вас также сказать ему, чтобы он не пропадал завтра утром до тех пор, пока я не переговорю с ним. Вы все запомнили, – Конечно, сударь. Вы, надеюсь, не собираетесь покинуть нас завтра так рано?
– Посмотрим, – с улыбкой отвечал Бальзамо. – Хорошо бы завтра к вечеру успеть добраться до Бар-ле-Дюка.
Ла Бри покорно вздохнул, в последний раз окинул взглядом постель и поднес свечу к камину, где вместо дров лежали старые газеты: он хотел хоть немного обогреть сырую просторную комнату.
Бальзамо остановил его.
– Нет, нет, – воскликнул он, – не трогайте газеты: если мне не удастся заснуть, я с удовольствием почитаю их.
Ла Бри поклонился и вышел.
Бальзамо подошел к двери, слушая удалявшиеся шаги старого слуги, который поднимался по скрипучей лестнице. Вскоре шаги стали слышны над его головой: Ла Бри был у себя в комнате.
Бальзамо подошел к окну.
Напротив него в другом крыле флигеля светилось окно крошечной мансарды. Там жила Леге. Сквозь неплотно задернутые шторы было видно, как девушка медленно расстегнула платье, развязала косынку. Она время от времени отворяла окно и свешивалась вниз, разглядывая двор.
Бальзамо внимательно изучал ее, так как не успел сделать этого за ужином.
– Поразительное сходство! – прошептал он. В это самое мгновение свет в мансарде погас, хотя было ясно, что камеристка еще не ложилась.
Бальзамо продолжал стоять, привалившись плечом к стене.
Звуки клавесина по-прежнему доносились из гостиной.