Выбрать главу

Он бросал один за другим куски хлеба, куски сначала исчезали в воде, а потом всплывали на поверхность; карпы жадно набрасывались на набухший в воде хлеб, стремительно разрывали его на мелкие кусочки, и он в одно мгновение исчезал из виду.

Было и в самом деле довольно забавно наблюдать за тем, как невидимые рыбы гоняли по поверхности корку, вырывая ее Друг у друга до тех пор, пока она не попадала в чью-нибудь пасть.

Король около получаса терпеливо крошил хлеб, довольный хорошим аппетитом карпов.

Наконец ему наскучило это занятие, и он вспомнил о г-не Буше, второй достопримечательности замка: разумеется, это было не столь захватывающее развлечение, как карпы, но за городом выбор небогат, и привередничать не было возможности.

Людовик XV направился к флигелю. Буше был предупрежден. Продолжая рисовать, вернее, притворяясь, что поглощен своим занятием, он следил взглядом за его величеством. Живописец видел, как король направился к флигелю; он обрадовался, поправил манишку и вскарабкался на лестницу, так как ему посоветовали сделать вид, будто он понятия не имеет о прибытии короля в Люсьенн. Он услыхал, как скрипнул паркет под ногой государя, и принялся старательно выписывать пухлого амура, крадущего розу у молодой пастушки, затянутой в корсет из голубого атласа, в соломенной шляпе. Рука живописца дрожала, сердце колотилось.

Людовик XV остановился на пороге.

– А, господин Буше, как у вас сильно пахнет скипидаром! – заметил он и пошел дальше.

Бедный Буше не мог ожидать, что король ничего не смыслит в живописи; он приготовился совсем к другим комплиментам, поэтому едва не свалился с лестницы.

Он медленно спустился и вышел со слезами на глазах, даже не очистив палитры и не промыв кистей, чего с ним обычно никогда не случалось.

Его величество вынул часы. Они показывали семь.

Людовик XV возвратился в комнаты: подразнил обезьянку, поиграл с попугаем, достал из горки одну за другой все стоявшие там китайские безделушки.

Сумерки сгустились.

Его величество не любил темноты: внесли свечи.

Впрочем, он не любил и одиночества.

– Лошадей через четверть часа! – приказал король. – Даю ей ровно столько и ни минуты больше!

Людовик XV прилег на софу, стоявшую против камина, выжидая, когда четверть часа, или девятьсот секунд, истекут.

Когда маятник часов в виде голубого слона под розовой попоной качнулся в четырехсотый раз, король уснул.

Когда, через четверть часа, лакей пришел доложить, что лошади поданы, и увидал, что король спит, он, разумеется, не стал его беспокоить. Пробудившись, его величество оказался лицом к лицу с графиней Дю Барри, которая не сводила с него глаз. Замор стоял в дверях в ожидании приказаний.

– А, вот и вы, графиня, – присев, проговорил король.

– Да, сир, я уже давно здесь, – отвечала графиня.

– Что значит «давно»?

– Почти целый час. А ваше величество все спит!

– Знаете, графиня, вас не было, я очень скучал… И потом, я так плохо провел эту ночь!.. Послушайте, а я уже собирался уезжать!

– Да, я видела вашу карету, ваше величество. Король бросил взгляд на часы.

– О! Уже половина одиннадцатого! Так я проспал почти три часа.

– Ну и прекрасно, сир! Попробуйте теперь сказать, что в Люсьенн плохо спится!

– Напротив! А кто это там торчит в дверях? – вскричал король, заметив наконец Замора.

– Перед вами дворецкий замка Льюсенн, сир.

– Нет, пока еще не дворецкий! – со смехом возразил король. – С какой стати этот чудак напялил на себя мундир? Ведь он еще не назначен. Он полагается на мое слово?

– Сир! Ваше слово, конечно, священно, и мы имеем все основания на него полагаться. Но у Замора есть нечто большее, чем ваше слово, вернее – менее важное, он получил приказ о своем назначении, сир.

– Как?

– Мне прислал его вице-канцлер: вот, взгляните. Теперь для вступления в должность ему осталась лишь одна формальность: примажете ему принести клятву, и пусть он нас охраняет.

– Подойдите, господин дворецкий, – проговорил король.

Замор приблизился, па нем был мундир с шитым стоячим воротником и эполетами капитана, короткие штаны и шелковые чулки, а на боку висела шпага. Он шел, чеканя шаг, зажав под мышкой огромную шпагу с тремя перьями.

– Да сможет ли он произнести клятву? – с сомнением в голосе проговорил король.

– А вы испытайте его, сир.

– Подойдите ближе, – сказал король, с любопытством глядя на черного человечка.

– На колени! – приказала графиня.

– Дайте клятву, – проговорил Людовик XV. Негритенок прижал одну руку к груди, другой коснулся короля и произнес:

– Клянусь в верности хозяину в хозяйке, клянусь не щадя живота защищать дворец, охрана которого мне доверена, обещаю съесть его целиком до последней байки варенья, прежде чем сдам его неприятелю в случае, если буду атакован.

Короля рассмешила не столько клятва Замора, сколько его серьезный вид, с каким он ее произносил.

– Я принимаю вашу клятву, – отвечал он с подобавшим случаю важным видом, – и вручаю вам, господин дворецкий, высочайшее право – право казнить или миловать всех и вся в этом дворце.

– Благодарю вас, государь! – поднимаясь с колен, отвечал Замор.

– А теперь ступай на кухню и покажись там в своем великолепном наряде, а нас оставь в покое. Иди? Замор вышел.

Пока за ним затворялась одна дверь, в другую вошла Шон.

– А! Это вы, милая Шон! Здравствуйте! Король привлек ее к себе, усадил на колени и расцеловал.

– Ну, дорогая Шон, – продолжал он, – хоть ты скажешь мне правду!

– Должна вас предупредить, сир, – отвечала Шон, – что вы вделали неудачный выбор. Чтобы я сказала правду! Мне довелось бы говорить ее первый раз в жизни! Уж если вы хотите звать правду, обратитесь к Жанне: она не умеет лгать!

– Это верно, графиня?

– Сир! Шон чересчур хорошего мнения обо мне. Ее пример оказался заразительным, и с сегодняшнего дня я решилась стать лживой, как и подобает настоящей графине: ведь правду никто не любит!

– Ах так? – воскликнул король. – Мне показалось, что Шон от меня что-то скрывает.

– Клянусь вам, ничего.

– Неужели она не скрывает намерения увидеться с каким-нибудь юным герцогом, маркизом или виконтом?

– Не думаю, – сказала графиня.

– А что на это скажет Шон?

– Мы так не думаем, сир.

– Надо бы выслушать полицейский рапорт.

– Рапорт господина де Сартина или мой?

– Господина де Сартина.

– Сколько вы готовы ему заплатить?

– Если он мне сообщит что-нибудь любопытное, я не стану торговаться.

– Тогда вам лучше довериться моим сыщикам и принять мой рапорт. Я вам готова услужить.., по-королевски.

– Вы готовы себя продать?

– А почему бы нет, если цена подходящая?

– Ну что же, пусть будет так. Послушаем ваш рапорт. Но предупреждаю: не лгите.

– Государь! Вы меня оскорбляете.

– Я хотел сказать: не отвлекайтесь.

– Хорошо! Сир! Готовьте кошелек: вот мой рапорт.

– Я готов, – отвечал король, зазвенев золотыми в кармане.

– Итак, графиню Дю Барри видели сегодня в Париже около двух часов пополудни.

– Дальше, дальше, это мне известно – На улице Валуа.

– А что ж тут такого?

– Около шести к ней прибыл Замор – В этом тоже нет ничего невозможного. А что делала графиня Дю Барри на улице Валуа?

– Она приехала к себе домой.

– Это понятно. Но зачем она туда приехала?

– Она должна была там встретиться со своей поручительницей.

– С крестной матерью? – переспросил король с недовольным выражением, которое ему не удалось скрыть. – Разве графиня Дю Барри собирается креститься?

– Да, сир, в большой купели, зовущейся Версалем.

– Клянусь честью, она не права: язычество так ей к лицу!

– Ничего не поделаешь, сир! Вы же знаете поговорку: