– Простите мне, графиня, мою резкость, – проговорил он.
– Откровенно говоря, сир, я удивляюсь, почему вы не пригрозили мне сразу виселицей.
– Графиня!..
– Ну конечно! Ведь воров приговаривают к повешению.
– И что же?
– Разве я не краду место у госпожи де Граммон?
– Графиня!
– Ах, черт побери! Вот в чем мое преступление, сир!
– Послушайте, графиня, будьте благоразумны: вы привели меня в отчаяние.
– А теперь?
Король протянул ей свои руки.
– Мы оба были не правы. Давайте теперь простим Друг друга.
– Вы в самом деле хотите помириться, сир?
– Клянусь честью.
– Ступай, Шон.
– Будут ли какие-нибудь приказания? – спросила молодая женщина у сестры.
– Почему же нет? Мои приказания остаются в силе.
– Графиня…
– Пусть ждут новых распоряжений.
– Хорошо. Шон вышла.
– Так вы меня еще любите? – обратилась графиня к королю.
– Больше всего на свете.
– Подумайте хорошенько о том, что вы говорите, сир. Король в самом деле задумался, но ему некуда было отступать. Кстати, ему было интересно посмотреть, как далеко могут зайти требования победителя.
– Я вас слушаю, – сказал он.
– Одну минуту. Обращаю ваше внимание на то, сир, что я готова была уехать и ни о чем не просила.
– Я обратил на это внимание.
– Но раз я остаюсь, я кое о чем попрошу.
– О чем же? Остается только узнать.
– Да вы и так отлично знаете!
– Отставки господина де Шуазеля?
– Совершенно верно.
– Это невозможно, графиня.
– Лошадей!
– Вот упрямая!
– Подпишите приказ о заточении меня в Бастилию или указ об отставке министра.
– Может быть, стоит поискать золотую середину? – спросил король.
– Спасибо за ваше великодушие, сир. Кажется, я все-таки уеду.
– Графиня! Вы – настоящая женщина!
– К счастью, да.
– И вы говорите о политике, как женщина, строптивая и разгневанная. У меня нет оснований давать отставку де Шуазелю.
– Я понимаю: он – кумир вашего Парламента, он же и поддерживает его членов, когда они восстают против вас.
– Нужен же в конце концов повод!
– Повод нужен слабому человеку.
– Графиня! Де Шуазель – честный человек, а честные люди – редкость.
– Этот честный человек продает вас англичанам, которые отнимают у вас последнее золото.
– Вы преувеличиваете, графиня.
– Совсем немного.
– О Господи! – вскричал раздосадованный Людовик XV.
– До чего же я глупа! – воскликнула графиня. – Какое мне дело до Парламента, до Шуазелей, до его кабинета министров! Какое мне дело до короля – ведь я его крайнее средство!
– Опять вы за свое!
– Как всегда, сир!
– Графиня! Я прошу у вас два часа на размышление.
– Десять минут, сир. Я ухожу в свою комнату, просуньте записку с ответом под дверь: вот бумага, вот чернила. Если через десять минут ответа не будет или если ответ меня не удовлетворит, – прощайте, сир! Забудьте обо мне. Я уеду. В противном случае…
– В противном случае?..
– Поверните задвижку, и дверь откроется.
Людовик XV из приличия поцеловал графине ручку. Уходя, она вызывающе улыбнулась королю.
Король не противился ее уходу, и графиня заперлась в соседней комнате.
Спустя пять минут аккуратно сложенный лист бумаги показался между шелковым шнуром, которым была обшита дверь, и шерстяным ковром.
Графиня с жадностью прочла записку, торопливо написала несколько слов де Ришелье, ожидавшему во дворике под навесом и рисковавшему обратить на себя внимание, томясь столь долгим ожиданием.
Маршал развернул бумагу, прочел и, несмотря на почтенный возраст, бегом бросился в большой двор к своей карете.
– Кучер, в Версаль! – приказал он. – Гони во весь опор!
Вот что было сказано в записке, брошенной через окошко де Ришелье:
«Я потрясла дерево: портфель упал».
Глава 7.
КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XV И ЕГО МИНИСТР ЗАНИМАЮТСЯ ДЕЛОМ
На следующий день Версаль был в большем волнении. Люди подавали друг другу таинственные знаки, выразительно пожимали руки или же, напротив, скрестив руки на груди, поднимали глаза к небу, что свидетельствовало об их скорби или удивлении.
Де Ришелье в окружении многочисленных сторонников находился в приемной короля в Трианоне. Было около десяти часов.
Разодетый граф Жан Дю Барри беседовал со старым маршалом, и говорил он весело, если судить по его цветущему виду.
Около одиннадцати король торопливо прошел в свой кабинет, ни с кем не заговорив.
В пять минут двенадцатого де Шуазель вышел из кареты и прошел через галерею, зажав под мышкой портфель.
Это вызвало большое движение: придворные отворачивались, делая вид, что оживленно беседуют, только бы не пришлось здороваться с министром.
Герцог не обратил внимания на этот маневр. Он прошел в кабинет, где король листал досье, попивая шоколад.
– Здравствуйте, герцог, – дружелюбно проговорил король. – Как вы себя чувствуете?
– Сир! Господин де Шуазель чувствует себя хорошо, а вот министр тяжело болен. Он явился просить ваше величество, не дожидаясь, пока вы сами об этом заговорите, принять его отставку. Я благодарю ваше величество за то, что вы позволили мне самому сказать об этом. Я весьма признателен за эту последнюю милость.
– Какая отставка, герцог? Что это значит?
– Сир! Ваше величество подписали вчера поданный госпожой Дю Барри приказ о моем смещении. Эта новость облетела весь Париж и весь Версаль. Зло восторжествовало. Однако я решил не оставлять службу у вашего величества, не получив на то приказа и дозволения. Я был назначен официально и могу считать себя смещенным только на основании официального документа.
– Как, герцог? – со смехом вскричал король: строгая и достойная манера держаться де Шуазеля пугала его – Как вы, умнейший человек, формалист, этому поверили?
– Сир, да ведь вы подписали… – с удивлением начал было министр.
– Что?
– Письмо, которое находится у графини Дю Барри.
– Ах, герцог, неужели вам никогда не приходилось добиваться мира? Счастливый вы человек!.. Впрочем, госпожа де Шуазель – образцовая супруга.
Герцог нахмурился: сравнение было оскорбительным.
– Ваше величество обладает достаточно твердым и хорошим характером, чтобы не впутывать в государственные дела то, что вы изволите называть семейными делами.
– Шуазель, я должен вам об этом рассказать: это ужасно забавно. Знаете ли вы, что там вас очень боятся?
– – Это означает, что меня ненавидят, сир.
– Если угодно, да. Так вот эта сумасбродная графиня поставила меня перед выбором: отправить ее в Бастилию или поблагодарить вас за ваши услуги.
– Так что же, сир?
– Признайтесь, герцог, что было бы обидно пропустить зрелище, которое Версаль представлял собою сегодня утром. Я еще со вчерашнего дня забавляюсь, наблюдая за тем, как по дорогам мчатся гонцы, как вытягиваются лица… Третья королевская шлюха со вчерашнего дня – королева Франции. Это презабавно!
– Но каков конец, сир?
– Конец, дорогой мой герцог, будет все тот же, – отвечал Людовик XV, снова становясь серьезным. – Вы меня знаете: я делаю вид, что сдаюсь, но никогда не уступаю. Пусть женщины делят медовый пряник, который я им время от времени подбрасываю, что когда-то проделывали с Цербером. А мы будем жить спокойно, дружно, всегда вместе. И раз уж мы взялись выяснять отношения, прошу вас иметь в виду: какие бы слухи ни ходили, какое бы письмо я ни написал.., непременно приезжайте в Версаль… Пока я говорю с вами так, как теперь, герцог, мы будем добрыми друзьями.
Король протянул министру руку, тот поклонился, не выказывая ни признательности, ни обиды.
– А теперь примемся за дело, если ничего не имеете против, дорогой герцог.
– Я к услугам вашего величества, – сказал Шуазель, раскрывая портфель.
– Для начала – несколько слов о фейерверке.
– Это было большое бедствие, сир.
– По чьей вине?
– По вине судьи Биньона.
– Много было крику?
– Да, много.