А король в самом деле был уже близко. Его пажи уже распахнули двери приемной, а Замор бросился к монарху, выпрашивая конфет с трогательной фамильярностью, которая, правда, в минуты мрачного расположения духа его величества стоила ему щелчков по носу или трепки, очень неприятной для негритенка.
Король уселся в китайском кабинете, и д'Эгийон смог убедиться в том, что графиня Дю Барри не упустила ни единого слова из его разговора с дядюшкой: теперь сам д'Эгийон прекрасно все слышал и таким образом оказался свидетелем встречи короля с графиней.
Его величество казался очень утомленным, подобно человеку, поднявшему непосильную тяжесть. Атлас был, верно, не так изможден после трудового дня, когда ему приходилось поддерживать на плечах небо целых двенадцать часов.
Любовница поблагодарила, похвалила, приласкала Людовика XV; она расспросила его об откликах на ссылку де Шуазеля, и это ее развлекло.
Графиня Дю Барри решила рискнуть. Настало подходящее время для того, чтобы заняться политикой; кстати, она чувствовала в себе довольно отваги, чтобы перевернуть одну из четырех частей света.
– Сир, вы разрушили – это хорошо, – заговорила она, – вы сломали – это великолепно; но ведь теперь надо заново строить.
– Уже готово, – небрежно отвечал король.
– Вы составили кабинет министров?
– Да.
– Вот так просто, не успев передохнуть?
– Неужели вы думаете, что я ничего не понимаю?.. Ах, женщина! Вы же сами мне недавно говорили, что, прежде чем выгнать прежнего повара, вы присмотрели нового, не так ли?
– Повторите, что вы уже сформировали кабинет. Король приподнялся с огромной софы, где он полулежал, пользуясь в качестве подушки главным образом плечиком красавицы-графини.
– Судя по тому, как вы взволнованы, Жаннетта, – обратился он к ней, – можно подумать, что вы знаете мой кабинет министров настолько, чтобы его осудить, и что вы можете предложить мне другой.
– Вы недалеки от истины, сир, – отвечала она.
– В самом деле?.. У вас есть кабинет?
– Да ведь у вас же он есть! – возразила она.
– Я – другое Дело, графиня. Сто моя обязанность. Ну и кто же ваши кандидаты?
– Сначала назовите своих.
– С удовольствием – чтобы подать вам пример.
– Начнем с морского министерства, где распоряжался милейший де Праслен.
– Опять вы за свое, графиня: этот милейший человек никогда не видал моря.
– Неужели?
– Клянусь честью! Великолепно придумано! Я буду очень популярен, стану повелителем морей, и, само собой разумеется, мое изображение появится на монетах.
– А кого вы предлагаете, сир? Ну кого?
– Держу пари, вы ни за что не угадаете.
– Чтобы я угадала имя способного сделать вас популярным? Признаться, нет…
– Член парламента, дорогая… Первый председатель парламента Безансона.
– Де Буан?
– Он самый… Ах, черт возьми, как хорошо вы разбираетесь!.. И вы знакомы с такими людьми?
– Приходится: вы мне рассказываете целыми днями о Парламенте. Однако этот господин не знает даже, что такое «весло», – Тем лучше. Де Праслен очень хорошо знал свое хозяйство и очень дорого мне обходился со своими верфями.
– Ну а кто возглавит министерство финансов, сир?
– Финансы – совсем Другое дело, для них я подобрал сведущего человека.
– Финансиста?
– Нет.., военного. Финансисты слишком долго сидят у меня на шее.
– Господи помилуй, кто же тогда будет в военном министерстве?
– Успокойтесь. Туда я поставлю финансиста. Тере. Он – дока по части счетов и найдет ошибки во всех бумагах де Шуазеля. Признаюсь вам, что я решил поставить во главе военного министерства человека безупречного, чистоплотного, как они говорят, – нарочно, чтобы польстить философам.
– Ну, ну, кто же это? Вольтер?
– Почти угадали: шевалье де Мюи… Это настоящий Катон.
– О Боже! Я в ужасе!
– Дело уже сделано… Я вызвал человека, его назначение подписано, он меня поблагодарил, и мне пришла в голову мысль – уж не знаю, плохая или хорошая, судите сами, графиня, – пригласить его вечером в Люсьенн, чтобы побеседовать за ужином.
– Какой ужас!
– Да, графиня, именно так мне и ответил дю Мюи.
– Он вам так сказал?
– В других выражениях, графиня. В общем, он мне сказал, что его самое горячее желание – служить королю, однако совершенно невозможно служить графине Дю Барри.
– До чего хорош этот ваш философ!
– Вы понимаете, графиня, что я протянул руку.., чтобы отобрать приказ о назначении; я разорвал его на мелкие клочки со спокойной улыбкой, и шевалье удалился. Людовик Четырнадцатый сгноил бы этого мерзавца в одной из отвратительных ям Бастилии. А меня, Людовика Пятнадцатого, Парламент держит в ежовых рукавицах, вместо того чтобы я сам заставлял его трепетать. Вот так!
– Все равно, сир, вы просто прелесть, – проговорила графиня, осыпая поцелуями своего августейшего любовника.
– Далеко не все с вами согласятся. Тере просто омерзителен.
– А кто не омерзителен?.. Кто у нас в министерстве иностранных дел?
– Славный Бертен, вы его знаете?
– Нет.
– Ну, значит, не знаете.
– Мне представляется, что среди всех, кого вы назвали, нет ни одного хорошего министра.
– Пусть так. Кого же вы предлагаете?
– Я назову одного.
– Вы молчите. Боитесь?
– Маршала.
– Какого маршала? – поморщившись, спросил король.
– Герцога де Ришелье.
– Старика? Эту мокрую курицу?
– Как же так? Завоеватель Маона – и вдруг мокрая курица!
– Старый развратник…
– Сир, вы же вместе с ним воевали.
– Распутник, не пропускающий ни одной юбки.
– Ну что вы! С некоторых пор он за женщинами больше не бегает.
– Не говорите о Ришелье, он мне противен до последней степени; этот победитель Маона водил меня по всем парижским притонам… Про нас слагали куплеты. Нет, только не Ришелье! Одно его имя выводит меня из себя!
– Вы что же, ненавидите их?
– Кого?
– Семейство Ришелье.
– Они мне омерзительны.
– Все?
– Все. Один герцог и де Фронзак чего стоят! Его уже раз десять можно было колесовать.
– С удовольствием вам отдаю его. Но ведь есть и еще кое-кто из семейства Ришелье.
– Да, д'Эгийон.
– Совершенно верно.
Можете себе представить, как при этих словах племянник насторожился в будуаре.
– Мне следовало бы ненавидеть его больше других, потому что из-за него слишком много крику во Франции. Но я не могу избавиться от слабости, которую я к нему питаю: он дерзок – вот за что я его люблю.
– Он умен! – воскликнула графиня.
– Да, это отважный человек, страстно защищающий королевскую власть. Настоящий пэр!
– Да, да, вы тысячу раз правы! Сделайте что-нибудь для него.
Скрестив руки на груди, король посмотрел на Дю Барри.
– Как вы можете, графиня, предлагать мне герцога именно тогда, когда вся Франция требует от меня изгнать и разжаловать его?
Графиня Дю Барри тоже скрестила руки.
– Вы только что назвали Ришелье мокрой курицей, – промолвила она, – так вот это прозвище прекрасно подходит вам.
– Графиня…
– Вы прекрасно выглядели, когда выслали де Шуазеля.
– Да, это было нелегко.
– Вы это сделали – прекрасно! А теперь отступаете перед трудностями.
– Я?
– Разумеется! Что означает изгнание герцога?
– Я дал под зад Парламенту.
– Почему же вы не хотите ударить дважды? Какого черта! Сделали один шаг – делайте и другой! Парламент хотел оставить Шуазеля – вышлите Шуазеля! Он хочет выслать д'Эгийона – оставьте его!
– Я и не собираюсь его высылать.
– А вы не просто оставьте его, а обласкайте, да так, чтобы это было заметно.
– Вы хотите, чтобы я доверил министерство этому скандалисту?
– Я хочу, чтобы вы вознаградили того, кто защищал вас в ущерб своему достоинству и своему состоянию.
– Скажите лучше: своей жизни, потому что его непременно захватят в ближайшие дни за компанию с вашим другом Монеу.
– Вот бы порадовались ваши защитники, если бы слышали вас сейчас!