Выбрать главу

Александр Дюма — кстати, автор «Монте-Кристо»! — приехал к нему, стал его другом, написал подробный отчет о завоевании обеих Сицилий, затем издал (переписал?) «мемуары» генерала Гарибальди и опубликовал книгу, посвященную гарибальдийцам.

Самый популярный и самый романтический писатель того времени отдал свое перо на службу герою, превратив его, таким образом, при жизни в персонаж романа.

Но и сам Виктор Гюго с восторгом писал о том, кто «освободил народ», о Джузеппе Гарибальди, «прославленном воине»: «Гарибальди, что же такое Гарибальди? Человек, ничего более. Но человек в высочайшем смысле этого слова.

Человек свободы; человек человечества. Vir[3], как сказал бы его соотечественник Вергилий»[4].

Гарибальди, как всякий популярный герой, тоже был оклеветан, изранен, подвергался преследованиям. И — подобно Монте-Кристо — стал владельцем острова в Средиземном море, но хоть там он и обрел свою последнюю любовь, жил и умер в бедности.

Однако, несмотря на тернии, в течение целого века его окружала слава.

Эстампы, рассказывающие о его жизни, не лгут: просто выбраны героические эпизоды. Вот он поднимается на полуют корабля и командует: «На абордаж!» Вот он приподнимается на стременах в сером пончо, наброшенном на плечи, под огнем противника. Вот он стоит на холме и обещает своим сподвижникам победу или смерть. Он — человек, которого видят, слышат, к которому прикасаются, как к святому. Неаполитанцы, когда он освободил их, подумали, что он творит чудеса. Но на самом деле слава и известность никогда не приходят к человеку, если он сам каким-то образом не способствует этому. Гарибальди умел, например, использовать обаяние своего голоса. Блестящий оратор, он импровизировал, как актер комедии дель арте[5] в зависимости от реакции аудитории, постепенно увлекая ее за собой. Бегло говоря по-французски, по-итальянски, по-испански, достаточно хорошо по-английски, он сохранил от нескольких лет, проведенных в Южной Америке, музыкальную певучесть речи, сложившуюся, несомненно, под влиянием кастильского диалекта[6], что придавало его манере говорить особое очарование.

«Гарибальди ни на кого не похож, — писала Жорж Санд, — в нем есть какая-то тайна, заставляющая задуматься».

Для нее жизнь Гарибальди «похожа на поэму»: «Этот человек почти в одиночку становится человеком чуда. Он заставляет содрогаться троны, он — знамя новой эры. Он несет в себе веру героических времен и отныне — в середине XIX века — вновь становятся возможны чудеса эпохи рыцарства».

Теперь, когда миновало еще одно столетие, можно подвести итог. Но прежде всего, как не сказать, что жизнь Джузеппе Гарибальди — одна из самых необыкновенных?

Жизнь — из актов и картин.

Юнга, моряк, капитан, приговоренный к смерти участник республиканского заговора против Пьемонт-Сардинской монархии, правитель своего родного города Ниццы. Вот он садится на корабль, чтобы бежать из этой окостеневшей Европы, из раздробленной Италии и достичь Рио-де-Жанейро. Там он — боец, корсар, летящий затем на коне по пампе, генерал Итальянского легиона — защитник Монтевидео. Увенчанный славой, в 1848 году он возвращается в Ниццу с женой и сыном. Снова воин, сражающийся за единство Италии против австрийцев или солдат Луи Наполеона, защищающих папство. Смерть жены в 1850 году, когда за ним гонятся по пятам. Снова жизнь изгнанника, чужие страны и города: Тунис, Нью-Йорк, Китай, Австралия. Он покупает остров Капрера в Средиземном море, но вскоре покидает свою маленькую республику, где ведет жизнь простого крестьянина, и, вновь вовлеченный в водоворот Истории, завоевывает Королевство обеих Сицилий. Снова удаляется от дел, снова сражается. И сталкивается с пьемонтской монархией, которой он только что преподнес Палермо и Неаполь, но которая его боится и заключает в тюрьму…

Стареющий Гарибальди по-прежнему способен целиком отдаться новой страсти — женщине или делу — делу Италии, разумеется, но также и Франции, за которую не помня зла он сражается в 1870 году.

Чтобы затем умереть на Капрера и покоиться под глыбой потрескавшегося гранита.

Можно понять увлечение Александра Дюма этой «фантастической» жизнью.

Жизнь — опера, бурная и горестная — смерть жены и двоих детей, болезнь, жизнь, в которой есть и безграничная преданность, и случайные связи, и предательство, и горечь: Ницца, его «маленькая родина», столь горячо любимая, присоединена к Франции. Ницца стала чужой землей для самого знаменитого из своих сыновей, столько сделавшего для объединения Италии!

Жизнь — опера, в которой было столько блестящих речей и крутых перемен, грохот сражений, — и вдруг тишина, морской прибой у скал Капрера, повседневность.

Народ любит оперу. Он узнает в этой музыке, часто экспрессивной, поэтическое и музыкальное воплощение своей мечты и своих страхов.

Гарибальди — оперный герой, такой, каким его себе представляет народ: безрассудный, великодушный, порой несчастный, вспыльчивый, склонный к крайностям, смелый до дерзости, — таково воплощение коллективной мечты.

Но если так обстоит дело в театре и в несколько театральном видении Истории, сложившемся у народа, в действительности все иначе.

Сегодня некоторые историки, признавая, что влияние Гарибальди было огромно, полагают, что оно принесло в равной степени и пользу и вред.

Один из них (Серджио Романо) подчеркивает даже, что «прагматизм, мужество, интуиция Гарибальди на поле боя сыграли главную роль в решающий момент процесса объединения Италии, но впоследствии их влияние оказалось роковым».

Есть герой нашего времени, чье лицо и легенда — так же, как и в случае с Джузеппе Гарибальди, — преодолев границы и океаны, стало на всех континентах символом жизни, полной борьбы, великодушия и горя.

Разве в XX веке, еще более безжалостном, чем XIX, судьба Че Гевары не стала трагической версией судьбы Гарибальди?

Сравнить этих двоих людей — значит вернуть сыну Ниццы его подлинное величие. Смахнуть пыль с его статуи. Что может быть важнее сейчас, спустя сто лет после его смерти?

В Ницце есть площадь, которая носит имя Джузеппе Гарибальди.

По-моему, это самая красивая площадь города. Строгой архитектуры — пьемонтской, — она окружена аркадами. На фасадах цвета охры зеленые пятна ставень.

На этой шумной площади множество кафе — «Туринское», «Альпийское»… Она — ниццская, итальянская, французская, перекресток улиц и культур. Проспект Республики ведет в рабочие кварталы, на восток. Другие улицы — в старый город, расположенный неподалеку, или в порт. В нескольких сотнях метров течет Пайон, река-граница, разделяющая город на две части, старинную и современную. Еще недавно прачки полоскали в ней белье.

В центре площади возвышается статуя Гарибальди, слегка скрытая в тени платанов. К ней нелегко подойти, так как уличное движение изолирует ее от пешеходной части площади.

Статуя была открыта 4 октября 1891 года. Гарибальди умер 2 июня 1882-го.

Он родился совсем недалеко от этой площади 4 июля 1807 года и сумел показать, чем может стать сила одной судьбы[7].

Первый акт

ПОТОМСТВЕННЫЙ МОРЯК

(1807–1835)

Картина первая

РОДНОЙ ГОРОД

(1807–1822)

Прежде всего мать, Роза Мария Николетта Гарибальди. Скорее маленького роста, свои черные волосы она гладко зачесывала назад, убирая косы в шиньон, открывая лоб, отчего ее большие глаза казались еще живее на бледном лице.

Ей были присущи все добродетели и страхи женщин ее времени. Она была набожной, чувствительной, легко поддающейся тревоге и великодушной. Ее семья — Раймонди, родом из Савойи — обосновалась в Лоано, рыболовецком порту недалеко от Савоне, затем переехала в Ниццу.

вернуться

3

Vir — мужчина, муж (лат.). — Прим. перев.

вернуться

4

В. Гюго. В ссылке.

вернуться

5

Жанр итальянской комедии, позволяющий актеру импровизировать во время представления. — Прим. перев.

вернуться

6

В Латинской Америке Гарибальди жил среди испанцев, говоривших на кастильском диалекте. — Прим. перев.

вернуться

7

Литературная реминисценция: Макс Галло посвятил эту книгу Джузеппе Верди, автору оперы «Сила судьбы». — Прим. перев.