Позднее, в 1956 году, тяжело заболела девушка из аристократической семьи, известной в нашем районе, и, несмотря на старания нескольких врачей, ей не становилось лучше. Ее родители, слышавшие о мастере, который был также врачом, способным, как говорили о нем, лечить самые тяжелые случаи, решили послать нескольких слуг к этому врачу за лекарством для дочери. Через два дня пути верхом слуги добрались до места, где жил этот мастер, их гостеприимно встретили и пригласили отдохнуть. Но на следующий день мастер сказал им, что никакие лекарства теперь не помогут, потому что больная умерла после их отъезда. Когда слуги вернулись домой, им рассказали все, что случилось, и обнаружилось, что девушка действительно умерла вскоре после того, как они уехали.
Однажды, спустя немного времени, отец девушки, друг нашей семьи, приехал навестить моего отца и рассказал ему об этом мастере-враче, который, по его описанию, выглядит как обычный деревенский старик и живет в деревне, где много домов построено из белого бетона. Я слушал его рассказ вместе со своим отцом и сразу же вспомнил свой сон. В тот же самый вечер я попросил у отца разрешения поехать к этому Учителю. Через два дня, ушедших на сборы, я отправился в путь вместе с отцом, и когда мы подъехали к деревне, где жил Учитель, я заметил, что это место в точности похоже на то, которое я видел во сне. Мастер приветствовал нас как старых знакомых. Он был очень простым человеком, деревенским врачом, и жил в окружении небольшой общины учеников, дружно работавших и практиковавших вместе. От жителей деревни я узнал, что, когда мастер впервые прибыл сюда, он сказал, что ему 70 лет, и с тех пор он год за годом сообщает один и тот же свой возраст. Подсчитав количество лет, прошедших с его приезда в эту деревню, можно было сделать вывод, что ко времени нашего визита ему было 130 лет.
Я прожил у этого Учителя несколько месяцев. В первые дни у меня были некоторые трудности, пока я не освоился с обстановкой, потому что я привык к важным мастерам, которые давали учения и посвящения в формальном традиционном стиле. А Чжангчуб Дордже, казалось, вовсе не давал мне никаких учений, хотя на самом деле в это время он учил меня выбираться из той клетки, которую я сам создал для себя. Потом я стал осознавать, что, проучившись столько лет, я все же не понял настоящего смысла учений. Но тем не менее я не чувствовал себя удовлетворенным, потому что этот мастер не дал никакого посвящения. Когда же я попросил Чжангчуб Дордже дать мне посвящение, он ответил: "Тебе не нужен ритуал посвящения, ты получил их уже много от многих других Учителей". Но я отвечал, что хочу получить посвящение от него, и наконец, после долгого упрашивания с моей стороны, он согласился. Он решил дать мне посвящение ста спокойных и гневных божеств, и поскольку он не был знатоком совершения ритуалов, у него был ученик, который помогал ему в таких вещах. На это посвящение, которое обычно не занимает много времени, у него ушел весь день. Чжангчуб Дордже не знал, как поступать в отдельных местах ритуала и, по правде говоря, не умел даже как следует читать. В таких ритуалах есть одно место, когда, чтобы передать правомочность посредством мантр, тот, кто дает посвящение, должен одновременно производить звук колокольчиком и дамару*41. Но Чжангчуб Дордже сначала использовал колокольчик, а потом дамару, а потом уже прочитал мантру. Я очень удивился, потому что очень хорошо знал, как делаются такие ритуалы. Вечером в конце посвящения Чжангчуб Дордже разговаривал со мной и разъяснил мне истинный смысл посвящения. Обычно в конце посвящения Учитель показывает ученику текст, содержащий ритуал, и описывает последовательность мастеров, передавших его. Но Чжангчуб Дордже не показывал мне книги. Вместо этого в течение трех часов без перерыва он говорил мне о реальном смысле учений Дзогчена. Казалось, будто он читает тантру Дзогчена*42, так совершенны и глубоки были его слова. В заключение он сказал: "Это полная передача всех трех разделов учений Дзогчен: раздела Природы Ума, раздела Изначального Пространства и раздела Тайных Наставлений". Этим он действительно перевернул вверх дном все мои представления, и все рамки моего интеллектуального знания рухнули. Чжангчуб Дордже отворил дверь, и благодаря ему я понял, что учение живет в каждом человеке.
Он не получил формального образования и никогда не учился. Его знание было плодом внутреннего пробуждения, переменившего его жизнь. Он был также открывателем терма, или тертоном (gter-ston), и я сам иногда под его диктовку записывал некоторые из его откровений. Обычно он проводил день, сидя перед своим домом у открытого окна и ведя прием пациентов. Я обычно сидел в доме у этого окна, и в перерывах между пациентами он, бывало, диктовал мне что-нибудь, а я записывал. Когда к нему приходил следующий пациент, он прерывал свою речь. Но когда он снова начинал диктовать после ухода очередного пациента, он продолжал предложение именно с того места, где он прервал его, и ни разу даже не спросил меня, на каком месте мы остановились*43.
Одним из главных учителей Чжангчуб Дорже был Пема Дундул (Pad-ma bdud-'dul)*44, который тоже держался очень просто, а знаменит стал после своей смерти, реализовав Тело Света. Обычно тот, кто осуществляет такую реализацию, когда решает умереть, просит, чтобы его оставили запертым в комнате или закрытым в палатке на семь дней. На восьмой день находят только его волосы и ногти, считающиеся нечистыми частями тела.
Рассказывают, что Пема Дундул примерно за двадцать дней до смерти созвал своих главных учеников и дал им все учения и передачи, которые раньше не давал. Мой учитель Чжангчуб Дордже был одним из его учеников и тоже был там. Затем они в течение многих дней вместе делали ганапуджу*45, пока на одиннадцатый день лунного месяца, в день, считающийся особенно связанным с Падмасамбхавой, Пема Дундул не попросил их всех сопроводить его на гору до того места, которое он выбрал, чтобы там умереть. Когда они пришли туда и установили маленькую палатку, Учитель попросил их зашить ее вход и прийти обратно через неделю. Говорят, что в течение этих семи дней шел сильный дождь и было много радуг. На восьмой день, когда его ученики открыли палатку, они нашли только его одежду, остававшуюся в том же положении, в каком сидел мастер. Его матерчатый пояс, которым он завязывал на талии свою традиционную тибетскую одежду, все еще продолжал охватывать ее, как будто она была надета на человека. Пема Дундул вел жизнь простого практикующего; у него не было постоянного жилища, и всю свою жизнь он странствовал, практикуя чод (gcod)*46. Он был учителем Аю Кхадро (Ayu-mkha'-'gro)*47, которая была одним из моих Учителей. Более пятидесяти лет своей жизни она провела в темном ритрите.