«Прямо к задней стене, и сквозь…»
«Я видел, босс.»
За столом сидели двое драгаэйрян, просматривая что-то вроде счетных книг. Оба носили черные и серые цвета Дома Джарега.
Один взглянул на меня:
– Кто ты такой?
Вопрос был бы интересным, оставайся я Сандором.
– Вы, должно быть, Вааски.
– Я задал другой вопрос.
– Я посланник.
– Чей?
– Вашего друга Йозефа.
– Чей-чей?
Я вдруг засомневался: говорил он с уверенностью.
– Йозеф, – сказал я. – Выходец с Востока. Льняной рынок.
– А, этот. И что ему нужно?
– Он передал, что операция закончена и он убирается из города.
Вааски нахмурился.
– Почему?
– Потому что если он останется, ему причинят вред.
– Вред?
– Да.
«Давай, Лойош.»
«Уже в пути.»
– И кто же?
– Я. – И я улыбнулся.
Глаза его сузились, и у меня возникло ощущение, что он меня узнал. А потом занавес раздвинулся и влетели Лойош и Ротса. Вернее, влетела Ротса. Я собирался спросить Лойоша, куда он запропастился, но все произошло слишком быстро.
Оба они встали, и Ротса устремилась к лицу приятеля Вааски, который утратил равновесие и сел обратно в кресло. Я нырнул к Вааски, саданул его плечом под ребра, достал кинжал и метнул его в того, кто сидел. Клинок попал ему под сердце, где и остался, а я развернулся к Вааски. Как танец. Красиво и легко.
Я извлек из ножен Леди Телдру, и делая это, ощутил внезапный порыв неуязвимости. Я постарался не поддаться этому порыву, чтобы не влипнуть в беду. Но на сей раз по крайней мере все получилось: Вааски слегка всхлипнул, совсем не по-джареговски, и обмяк.
Голос мой произнес:
– Брось.
Только тогда я заметил, что в руке у него кинжал.
Вааски не колебался, а просто уронил оружие на пол.
Леди Телдра, прекрасная и надежная в ладони, стала чуть короче и заметно шире. Идеальный клинок для перерезания глоток. В самый раз, приятное совпадение.
Я проговорил:
– Если мне покажется, что кто-либо из вас вступает в псионическую связь, вы оба лишитесь душ.
Вааски был восхитителен, он даже не моргнул. Приятель его застонал, но вероятно, из-за того, что в нем торчало несколько дюймов стали. Я покосился на него и сказал:
– Выживешь.
Он попробовал что-то сказать, закашлялся, изо рта выступила кровавая пена. Я мог и ошибиться.
«Лойош…»
«Сейчас буду, босс. Ты в порядке?»
«Нормально.»
– Ладно, – повернулся я к Вааски, – а теперь поговорим. Я…
– Я знаю, кто ты.
– Хорошо. Сбережем время.
Лойош влетел в комнату и приземлился на мое правое плечо. Ротса уселась на левом.
«Что случилось?»
«Ничего.»
«Я что-то чувствовал. Не мог отвлечься, но ты…»
«Не беспокойся, босс.»
Я молча изучал Вааски и одновременно обдумывал происшедшее.
«Запутался в занавесе, да?»
«Заткнись, босс.»
«Присматривай за ними повнимательнее. Мне нужно знать, если кто-то из них решится на псионическую связь.»
«Уже занялся.»
«Тут нет занавесов.»
«Заткнись, босс.»
– Ладно, лорд Вааски. У нас тут проблема, у вас и у меня.
Он был взбешен. Или просто зол. Никогда не понимал разницы.
– Отдаю должное вашей находчивости, – сказал я. – Хороший был ход. Но не могу позволить такой. Личные мотивы.
– Ты настолько мертвец, Талтош, что с тобой и разговаривать-то не стоит.
– Может, вы и правы. Но я могу успеть кое-что сделать до того, как упокоюсь. И вы, наверное, не хотите, чтобы я сделал это с вами.
– Ладно, говори дальше.
– Таков и мой план.
Я прочистил глотку.
– Как я и сказал, операция свернута. Вы немедленно убираетесь из Южной Адриланки. Я знаю, кстати, на кого вы работаете, и не боюсь его. Меня вообще трудно сейчас чем-либо напугать, ведь, как вы заметили, я и без того мертвец.
– Заканчивай и убирайся.
– У вас есть характер, лорд Вааски, отдаю вам должное.
– Избавь меня от комплиментов, мертвец.
Я хотел всадить в него клинок. Но не сделал этого, и он знал, что я не сделаю.
– Передайте вашему боссу, что… нет, не так. Передайте вашему боссу, чтобы он передал своему боссу, чтобы сбросил Южную Адриланку со счетов. И для вас, и для Левой Руки. Все дела джарегов здесь свернуть. Пусть выходцы с Востока занимаются здесь тем, чем сами пожелают.
– Да, Талтош. И он послушается, потому что ты так сказал.
– Нет, он послушается, потому что я весьма убедителен, и потому что оставить этот район в покое будет куда дешевле.
– И ты намерен убедить его в этом.
– Ага.
– Ладно, я передам.
– А вы убирайтесь отсюда. Если я хоть раз увижу вас по эту сторону реки, мне не надо объяснять вам, что случится, правда?
Он неотрывно смотрел на меня.
– Думаю, я хорошо это понял.
– Хорошо. Позаботьтесь о вашем сотруднике, ему, кажется, неудобно.
Я повернулся спиной к нему и вышел. Неторопливо.
«Лойош?»
«Они не двигаются.»
«Ладно, все ясно. Выбираемся. Осторожно, занавес.»
Я прошел через зал. Хозяин, глядевший на меня, быстро отвернулся. Два или три клиента столь же старательно не смотрели в моем направления. Прямо как после убийства, только дело длилось несколько дольше и никто не умер. Ну, если только приятель Вааски не скончался от торчащего в нем кинжала.
Меня чуть-чуть трясло, когда я шагал по улице. Лойош и Ротса вылетели через разбитое окно и присоединились ко мне. Окна было жаль.
Мы быстро двигались на восток. Лойош сказал:
«Мы выжили.»
«Да. Ты волновался?»
«Я? Конечно, нет, босс.»
«А я да. Ход был рискованным.»
«Ладно, признаю, окажись там в комнате еще парочка, дело обернулось бы интереснее.»
Я добрался до Шести Углов и нашел Сандора там, где его и оставил. Лойош уверился, что никого рядом нет, и я снова надел личину, не без некоторого сожаления, но зато с определенным облегчением.
Итак, плотину я вскрыл. Теперь посмотрим, чьи поля затопит.
13. Вино «Дескани» (продолжение)
Если следовать рекомендациям официанта, как я всегда и поступаю в «Валабаре», вино к салату должно быть также и вином, которое сопровождает дичь. Почему – не знаю, но предполагаю, что дело связано с переменами блюд.
Перемены в доброй трапезе всегда важны, является ли различие между последующим и предыдущим вкусом блюд тонко-незаметным, как у рыбы и кореньев сон-травы, где вкус определяется маслом и лимоном, или резким и красочным, как у салата и цыпленка.
В данном случае вино растянуло вкус и напомнило моему рту, что как бы ни менялись обстоятельства и как бы новый миг ни отличался от прерыдущего, они всегда остаются мгновениями в бесконечном потоке, потомками всего, что было прежде, предками всего, что будет потом; томная прохлада вина, сочетающего в себе полноту красного и элегантность белого, заставляя на миг отодвинуться от беспомощного цыпленка и провозглашая беспредельное обрамление бытия, или трапезы.
Да, если вы до сих пор не поняли, еда делает меня философом. И поэтом. Смиритесь с этим.
Но вот о чем я хочу напомнить: вино, которое пьют с салатом, отличается от вина, которое пьют с дичью. Да, это одно и то же вино, но на тарелках все так по-другому, что и вино становится другим. Словно бы вы одним и тем же тоном произносите одни и те же слова, приветствуя некоего господина вчера – и сегодня, заключив контракт на его убийство. Обрамляющие обстоятельства изменяют смысл приветствия.
Другая еда делает другим вино. Она все делает другим.