Тут я услышал, как прямо позади меня что-то зашевелилось. В панике, дрожа от холода и страха, намеревался встать и бежать, но получил крепкий удар в ухо. Зазвенело в голове, из глаз искры посыпались. Кто-то вскочил на меня сзади, повалил на землю. Зажали руки, я не мог сопротивляться. Потом еще несколько оказались на мне, давили, жали; потом еще… с разных сторон, выскакивали из темноты ночи. У самого моего уха прохрипели:
— Теперь ты получишь свое, городской задавала!
Кто-то хихикнул.
Мальчишеские голоса. Мальчишеский смех. Я открыл глаза и увидел того, у которого была бутылка. Да, это был Кристоффер. Без сомнения! На меня напали товарищи Йо? Ужас и страх сменились теперь необузданным гневом. Я крутился угрем, пытался освободить руки. Кто-то ударил меня прямо в лицо, особой боли не было, но тело будто сковало. Я откинул назад голову и почувствовал, что столкнулся с другой головой. Схватка ослабилась, и я мог — пусть немного, но двигаться. Удалось схватить чью-то руку, вцепился в нее зубами. Незамедлительно раздавшееся завывание подсказало, что я достиг желаемого результата. Еще раз удар в лицо, но на этот раз я вообще его как бы и не заметил. Встал на колени и молотил в ярости кулаками вокруг себя, схватил кого-то за волосы и дергал так, словно хотел скальпировать, а их владелец взревел как бык. Я рванул еще раз обеими руками, повалил противника, зажал его ногами и бил, бил в отчаянии кулаками по всему телу, куда и как попало. Но к пострадавшему подоспела помощь, меня стукнули, попали в плечо, тогда я вцепился двумя руками в лицо и царапал что было силы. Я не соображал, что делал. Голова, что бескрайний океан, в котором я бессознательно барахтался, не зная, куда плыть и для чего. Откуда-то взялась неуемная сила, необузданная энергия. Не контролируемая, не подвластная сознанию жажда разрушения обуяла меня. Мне удалось встать. Тот, которого я царапал, снова напал на меня, но я встретил его с вытянутыми руками и попал ему прямо в нос. Сильный удар в бедро заостренным концом ботинка надолго умерил его пыл. Еще раз кто-то попытался наскочить на меня сзади, но я был начеку, резким броском освободился и отбросил нападающего в кусты; увидел его лицо, да, он, который предлагал мне закурить. Другой, что был справа от меня, удирал с нашего поля боя, скрылся за деревьями. Мальчишка, которого я царапал, тоже исчез. А тот, которого я дергал за волосы, лежал и стонал… это был Кристоффер с длинным лошадиным лицом.
Драка закончилась. Голова распухла и болела. В носу пекло. Не мог смотреть правым глазом, но борьбу я выиграл. Я оправил одежду. Пуговицы на рубашке, моей новой нейлоновой рубашке, были вырваны, брюки были в земле и траве, но я победил. Я бил их и обратил в бегство. Немного болела грудь, судорожно стало. Подумалось так, отдаленно, что, возможно, и Йо участвовал в нападении. Может был тем, кто первым удрал, а может просто подговорил товарищей напасть на меня. Но я бил их, боролся один, один против всех. Это была моя первая настоящая драка, и я одержал в ней победу! Но все равно было тошно, несимпатично, горестно.
На площадке снова начали танцевать, с криками и притоптыванием. Я крался к тому месту, что было в тени, думал привести себя в порядок… руки дрожали, из носа капала кровь. Я споткнулся и чуть было не упал, не разглядев лежащую в высокой траве парочку, явно участников недавних озверелых событий. Подумал так, но с безразличием. Хотелось домой, к тете Линне.
Велосипед мой стоял на месте. Велосипед Йо отсутствовал. Пошатываясь поехал вдоль горки. Колесо исполняло заунывную песнь, фара слабо освещала дорогу. До Фагерлюнда я добрался без происшествий. В доме тишина, на кухне темно. Вероятно, было уже около двенадцати. Тетя Линна, вероятно, уже легла.
Я поставил велосипед в сарай, заглянул в гараж, не увидел грузовика дяди Кристена. Но окно в комнате тети Линны светилось. Значит, она не спала. Я смочил носовой платок росой, вытер лицо. В нескольких местах жгло и болело. Может, меня пожалеют и станет легче?
Я вошел. В деревне на ночь не закрывают двери. Постоял в раздумье в кухне, света не зажигал. Чувствовал себя усталым, разбитым и подавленным. Вид, понятно, у меня был не ахти какой, показываться на глаза кому-то не стоило, но… у меня были свои планы и намерения. Я стоял в темной кухне и наслаждался воспоминанием о прошлых сладостных днях летних каникул, о завтраках, обедах, ужинах, о землянике, которую сам собирал в лесу, а потом ел с сахаром и молоком; были печали и были радости… Я стоял в кухне и старался настроить себя на определенный лад, необходимый для осуществления моего плана; нужно снова играть роль невинного и наивного мальчишки, чтобы сказать правду, выяснить истинное положение дел, но при этом не обидеть и не оскорбить близких мне людей, которых я очень и очень любил. Я все заранее подсчитал.