Красногвардеец Бутурлин достал из кармана луковицу часов и щёлкнул крышкой:
— Поболее сорока минут, Фёдор Иванович.
— Точно говорю, надо дверь вышибать.
— Погодите, — командир батальона придержал Толстого за руку. — Погодите, господин гвардии старший лейтенант.
— Куда уж годить-то? Чем могут заниматься капитан и матрос в запертой изнутри каюте почти целый час?
— Фёдор, — хмыкнул Тучков. — Давайте не будем обсуждать традиции британского флота, тем более они нас не касаются никоим образом.
— Традиции?
— Вы не знали? Впрочем, оставим эту тему…[1]
— Почему же оставим, Александр Андреевич?
— Всё, я сказал! Меня другое интересует…
— Что, господин полковник?
— Фёдор! — произнёс Тучков с укоризной.
— Виноват, Александр Андреевич, исправлюсь. Зарапортовался совсем.
— Вот видишь… излишнее чинопочитание, особенно в боевой обстановке и приближённой к ней, не только вредит быстрому взаимопониманию солдат и командиров, но и явно указывает на скрываемую вину чрезмерно усердного подчинённого.
— Изрядно сказано.
— Это не я сказал, неуч! Когда в последний раз изволили читать «Общевойсковой Устав», Фёдор Иванович? Молчите, господин гвардии старший лейтенант? — Тучков пригладил пышную, чуть волнистую шевелюру. — А мне потом граф Аракчеев всю плешь проедает.
— Какая же вина, тем белее скрытая? — запоздало удивился Толстой.
— Да? А почему же тогда капитан Винсли не спит, а занимается чёрт знает чем? Кто ему табак готовил?
— Я сам и готовил, Александр Андреевич, — протянул Фёдор обижено. — Чистейший кашмирский опий, между прочим. По половине шиллинга за унцию.
— А бутылки?
— Вместе с Ванькой Лопухиным весь погребец зарядили.
— Тогда почему не подействовало? Вы хоть понимаете, Фёдор Иванович, насколько важна завтрашняя встреча с «Забиякой»?
— Так и сохраним в тайне, чего переживать-то? Команде с утра тройную порцию рома выдадим и…
— Вроде двойную хотели?
— Для надёжности. Вдруг опий в самом деле негодящий попался? А с тройной порции до следующего дня проспят, уж как пить дать. Кстати, насчёт пить… Винсли, как проснётся, обязательно похмеляться станет, а на старые дрожжи…
— Ладно, будем считать, что так оно и произойдёт. Но на всякий случай второй часовой у дверей не помешает.
— Ивана Лопухина и поставлю.
В предрассветном тумане «Геркулес» вывалился из походного ордера английской эскадры и ушёл в сторону португальского берега, где и лёг в дрейф, поджидая крадущегося по пятам «Забияку». И когда солнце наконец-то разогнало унылую мглу, оставив лишь лёгкую дымку, засвистели унтер-офицерские дудки, приказывая команде построиться на баке.
— Ну и рожи, — пробормотал себе под нос полковник Тучков, прохаживаясь перед английскими моряками. Те напряженно затаили дыхание, так как насупленные брови немца внушали опасение и не сулили ничего хорошего. Да и что может ждать простой матрос от офицера? — Смирно, ленивые свиньи!
Многие вздохнули с видимым облегчением — если командир заговорил на понятном языке, то есть надежда на то, что гроза пройдёт стороной. Но следующие слова барона оказались настолько невероятными, что прозвучали подобно песне эльфов из волшебной сказки:
— Кто хочет рому?
Тишина… кто-то не поверил своим ушам, кто-то решил, будто немец ошибся из-за плохого знания языка, а самые опытные — приняли вопрос за изощрённую издёвку.
— Повторяю, кто хочет рому? — Тучков сплюнул на свеженадраенную палубу и продолжил. — Свиньи! Наш капитан немного приболел, поэтому именно мне выпала честь от имени Его Величества сделать вам предложение. Нужны добровольцы для тяжёлой и опасной работы, работы за звонкую монету, между прочим. Согласившиеся, прямо сейчас получают гинею задатка и полную кружку доброй выпивки! Кто не обманет надежд и ожиданий Его Величества, уроды?
Согласились все — уж больно заманчиво смотрелся золотой кружок в руке лейтенанта фон Тучкофра. А что до тяжести и опасности… так наверняка вербуют в десантную партию для высадки у французской Булони. Пусть… Коротышка-узурпатор с его гвардией нисколько не страшнее службы во флоте Его Величества. Чужой солдат, в отличие от своего офицера, может и промахнуться, а если и попадёт, то всего лишь убьёт. К тому же идущим в первых рядах достаются лучшие женщины и самая богатая добыча.
На палубу вынесли стол, за которым с пером и бумагой расположился старший штурман зу Пкофф, рядом с ним поставили окованный железом сундучок под охраной двух морских пехотинцев, и дело пошло. Первый же матрос, смело оттиснувший испачканный чернилами палец на чистом листе, сразу получил гинею и полную кружку рома.
1
«Ром, плеть и содомия — вот единственные традиции Королевского Флота». Цитата приписывается сэру Уинстону Черчиллю.
Черчилль вообще не говорил этого. Это сделал его помощник Энтони Монтегю-Браун. Но позднее Черчилль признался, что сам бы хотел сказать эту фразу.