— Толку-то? — Толстенберг отрицательно помотал головой. — Неужели ты думаешь, будто болтунам из парламента могут доверить что-то серьёзное? Иоганн, это даже не смешно.
— А вдруг? Может попробуем?
Фридрих назидательно поднял указательный палец и скучным голосом заявил:
— Запустив руку в дырявый карман, не надейся вытащить оттуда серебряный рубль. Э-э-э… в смысле, талер.
Последнее слово Толстенберг произнёс громко, и стоявший за стойкой хозяин «Колокольчика и полпинты» мысленно поблагодарил провидение, пославшее столь выгодных посетителей. Люди мало того, что денежные, так ещё и крепкие, здоровые! Это не те забулдыги, за которых сержант Симмонс даёт по три шиллинга с головы. Тут не меньше фунта за каждого можно выручить! Правда, содержимым кошельков придётся поделиться с вербовщиками… Или начать действовать самому, пока посланный с запиской мальчишка не успел добраться до порта?
Всё же природная бережливость не позволила предпринять что-то в одиночку. А ну как сержант обидится, не обнаружив кошельков у будущих моряков флота Его Величества, и уменьшит долю? С него станется. А то и вовсе откажется оплачивать выпитое и съеденное немцами во время, так сказать, уговаривания поступить на службу.
Хлопнула дверь, запуская в харчевню новых посетителей, и кабатчик, встретившись взглядом с вербовщиком, привычным движением глаз указал на предполагаемый товар. Симмонс едва заметно, но одобрительно кивнул, и громко потребовал вина для себя и троих своих спутников:
— Только лучшего, Сэмми, а не ту мочу, что ты в прошлый раз выдавал за рейнское!
— С каких это пор моё вино стало тебе по карману, Питер? — решил подыграть хозяин. — Или получил долю от сокровищ Голконды?
— Гораздо лучше!
— Наследство?
— Опять не угадал, Сэмми. Я завтра женюсь на вдовушке с изрядным капиталом, а сегодня намерен славно покутить, провожая последний денёк вольной жизни! — сержант Симмонс поклонился сидящим за соседним столом немцам. — Вы не откажетесь разделить мою радость, господа?
Когда в харчевню ввалился громогласный субъект с лицом, кричащим о вреде пьянства и печальных его последствиях, Фёдор Толстой немного насторожился. А уж когда тот стал перемигиваться с хозяином и пригласил незнакомых немецких негоциантов за свой стол, и вовсе обеспокоился.
— Ваня, готовься, нас сейчас грабить будут.
— Грабить? — Лопухин спрятал улыбку за кружкой. — Не будь банальным, мин херц Фридрих, это не разбойники, а вербовщики.
— Не вижу разницы.
— А она есть, уж поверь мне. Нас сначала напоят до усрачки, и лишь потом облегчат карманы. Ну а в нагрузку — уговорят поставить оттиск пальца под контрактом с Королевским Флотом.
— Не понял…
— Во флот вербовать будут, что же непонятного? Посмотри на мундиры — морская пехота.
— Да я про другое. Как они споить собираются, если их всего четверо?
Пока друзья шёпотом переговаривались по-немецки, краснолицый успел обидеться на воображаемое невнимание, и переспросил:
— Господа окажут мне честь?
Господа оказали, перебравшись за стол виновника торжества. Тут же по знаку Симмонса, так представился незнакомец, кабатчик принёс большой бочонок, а оставшиеся неназванными собутыльники с готовностью подставили кружки.
— Погоди, Сэмми, разве я не вина просил?
— Всё это так, Питер, но настоящую радость необходимо отпраздновать чем покрепче, а ту кислятину прилично пить лишь на похоронах архиепископа Кентерберийского.
— Он что, умер?
— Пока нет, но глядя на ваши трезвые физиономии, можно подумать, будто это уже случилось. Так выпейте за его здоровье!
Фёдор Толстой возразил:
— В первую очередь пьём за короля, храни его Господь! — и, дождавшись, когда кружки наполнятся, спросил у кабатчика. — А вы разве не желаете присоединиться? Или здоровье Его Величества вас совсем не интересует?
Выпили.
— Нет-нет-нет! — закричал Лопухин, когда англичане потянулись к закуске. — Теперь за величие доброй старой Англии! По полной и до дна! Сэмюель, друг мой, не отлынивайте!
Тосты следовали один за другим, и когда в бочонке показалось дно, и кабатчика отправили за полным, Симмонс заплетающимся языком пытался объяснить, что он, сержант морской пехоты, вовсе не намеревался вербовать насильно таких симпатичных людей как Джон и Фред, то есть Иоганн и Фридрих, а надеялся уговорить их сделать это добровольно: