– Ваше Величество! – заорал тот с порога и, не обращая внимания на распластавшегося по полу доктора, бросился обниматься.
– Михаил Илларионович? – я попытался отстраниться.
– Я! – один глаз у Кутузова прикрыт чёрной повязкой, но второй сверкает опасным восторгом пополам с безумием. – Государь, нам нужно срочно поговорить наедине.
Совершенно не похож на Мишку Варзина. Или это не он? Попробовать какой-нибудь пароль?
– Наедине? Если только вы имеете сообщение о том, что утро красит нежным светом…
– Стены древнего Кремля! Бля! И от тайги до британских морей!
Крики сопровождались объятиями и похлопыванием по плечам. Нет, товарищ Варзин, так не пойдёт.
– Михаил Илларионович, посмотрел бы на тебя капитан Алымов.
– Ой… простите, Ваше Императорское Величество.
Прощения он просит… Мне после суток беспамятства сортир в первую очередь нужен, а не его извинения. Не то сейчас конфузия произойдёт…
– Оставьте нас, господа. Срочно оставьте, я сказал!
Варзин (или всё таки Кутузов?) проводил взглядом покидающих спальню офицеров, и едва только закрылась дверь, произнёс:
– Уважают они тебя, Паша. Именно уважают, а не боятся. Смотри, чуть не строевым пошли!
Я ответил минут через десять, когда общее состояние организма пришло в норму, и уже не нужно было никуда торопиться. Разве что помыть руки в глубоком серебряном тазике.
– А ты, Миша, учись у них.
– Зачем?
– Затем, что с царём разговариваешь, пенёк вологодский! Смирно! Равнение на… Отставить!
– Так ведь я…
– Наедине, хочешь сказать, можно?
Кутузов ( всё же Кутузов) засопел:
– Прошу простить, Ваше Императорское Величество.
– Не обижайся, Мишка, а? Хорошо? Представь, что мы – разведчики в тылу у фрицев. Или по минному полю идём… неосторожный шаг, и… И если бы только сами подорвались.
– Есть кто-то ещё из наших?
– Они все наши, Мишка. Вся страна. И не знаю, кто нас сюда забросил – Бог, партия, марсиане… Не брошу, понял?
– Но причём же…
– При всём! Нет больше красноармейца Романова, совсем нет. Он остался там, под Ленинградом, в землянке. И Мишки Варзина нет. И не будет никогда!
– Почему?
– Да потому! Такого уже наворотили… и ещё наворотим!
– Но уже вместе, Ваше Императорское Величество?
– Очень на это надеюсь. И вообще – спасибо, Мишка. Спасибо, генерал!
Кутузов прошёлся по комнате, остановился. И спросил дрогнувшим голосом:
– Пусть нас нет… пусть мы погибли… но это же мы? Другое время, другие враги, другая война. Но мы есть?
Что ответить?
– Мы есть, Миша. Другие, но есть. А война… война та же самая – за Родину.
Документ 21
"От Санктпетербургскаго Обер-полициймейстера
Дан сей билет воздухоплавателю для производства полётов в Петербурге, Финляндской, Стокгольмской губерниях отставному боцману Матвею Котофееву.
1) С сим билетом ездить тебе самому в корзине, гондолой именуемой, с номером, на оной написанным.
2) Никому как билетом, так и номером не ссужаться под штрафом.
3) Иметь сменныя корзины настоящею желтою одною краскою выкрашенныя; одним словом, отнюдь чтоб кроме желтой никакой другой краски не было.
4) Зимою и осенью кафтаны и шубы иметь, от обморожений на высоте.
5) Летом же маия с 15 сентября по 15 число рубахи иметь с белою и голубою полосой. Шляпу ж голубую.
6) Больше двух седоков отнюдь не возить под указным штрафом.
7) С высоты не плевать и седоков от того удерживать.
8) Над городами восторг матерно не выражать под штрафом.
9) Дворцовых и протчих знатных господ и иностранных министров экипажей и марширующей церемонии сверху ничем не забрасывать.
10) Плату за полёт брать с седоков наперёд, а тако же плату за мытьё корзины при их нежданной болезни.
11) Если седоки, которые тебя наймут везти и будут кричать или какия делать непристойности, то таковых от шуму унимать, ежели ж не будут слушать, то кидать их вниз на парашутном зонте изобретения господина Гарнерена.
Со онаго воздухоплавателя указныя пошлины за один шар сто два рубля взяты и в книгу по Љ 457 записаны. Февраля 10 дня 1805 года."
Глава 21
– Ты мне, Васька, баки-то не забивай! – боцман Матвей Котофеев погрозил пальцем сидевшему напротив гренадеру и приложился к кружке. Крякнул от удовольствия, отёр пену с усов, и продолжил. – Ну где это видано, чтобы человек пули руками ловил? Ври, братец, да не завирайся.
– Правду говорю! – собеседник моряка, приходящийся тому единоутробным младшим братом, понизил голос. – Знающие люди говорили – государь Павел Петрович английские пули прямо перед собой перехватывал и обратно кидал. Представляешь, Матюша, два батальона как не бывало, будто траву скосил!
Как Василий не старался, но за соседним столом расслышали его рассказ. Что поделать, если во время осады кабак является одним из немногих мест, где можно скрасить скуку между неприятельскими приступами.
– Пули – это мелочь, – со знанием дела заметил кто-то из сидевших неподалёку моряков. – Я вот собственными глазами видел, как во вчерашней вылазке Его Императорское Величество самолично три фрегата сжёг.
– Восемь, – поправил Котофеев.
– Так шведские не считаются. Какие же они фрегаты? Так, корыта с мачтами.
– Всё равно посчитать нужно.
– Нельзя, – не соглашался моряк. – Противник совсем негодящий. Мы им, значится, мину под самую крюйт-камеру крепим, а там даже часовых на палубе не выставили. Так и дрыхли до самого взрыва! Не, не вояки.
Матвей, не принимавший участия в ночной вылазке, поинтересовался:
– Вы мины-то гвоздями приколачивали?
– Зачем? Архимедовым винтом прикрутили – шурупом называемым. Небось тому Архимеду теперь орден выйдет – голова!
Вздохнули дружно, завидуя неизвестному остроуму. И было отчего вздыхать – по слухам, любое изобретение, идущее на пользу или прибыль государству, приносило придумщику личное дворянство. Мало того, это самое дворянство при желании можно было в любой момент обменять на звание вольного государева хлебопашца, с причитающимся к оному земельным наделом в губерниях за Уралом.
– Голова, – согласился Матвей. – Почти как у меня.
– Ты-то здесь с какого боку?
– Вот скоро увидите, – боцман улыбнулся своим мыслям. – Ежели завтра нужный ветер будет… Подождём малость?
Финский залив. Форт "Рисбанк". Полдень следующего дня.
А я тоже ждал, хотя бурлящая энергия требовала выхода. Терпение, Павел Петрович, и только терпение. И не стоит завидовать занятым людям – сам определил каждому фронт работы. И себе тоже сам. Вот и сиди теперь, жди у моря погоды в самом прямом смысле. Скучно, но куда деваться?
А так, конечно, вроде все при деле. Иван Петрович Кулибин здесь же, в Кронштадте. Не в самом городе, конечно, а увязался за мной. Именно ему и претворять в жизнь бредовую идею, предложенную боцманом Матвеем Котофеевым. Зная изобретательность и пытливый ум нашего графа, надеюсь на успех с большой долей вероятности.
Военного министра Аракчеева нет, и не увидим ещё долго – в тот злополучный день излишне ретивые гренадеры сломали ему руку. Правда, это не помешало Алексею Андреевичу принять участие в последующей схватке, где он и получил штыком в бедро. Очевидцы рассказывали, будто разъярённый граф забил обидчика насмерть одной только здоровой ногой, но верится с трудом. Как же он тогда стоял? Врут, наверное.
Бенкендорф в Петербурге. Нет, не отдыхает, совсем наоборот – занимается прочёсыванием города, вылавливанием прячущихся по подвалам и чердакам недобитков, и отделением плевел от козлищ. Совершенно верно, были и такие, что встречали англичан хлебом-солью и распростёртыми объятиями. Теперь пусть попробуют Александра Христофоровича обнять. Кстати, в задачу гвардейцев входит не только поиск врага внутреннего и внешнего, но и активное использование найденных на расчистке столицы от баррикад и завалов. Не умирать же беднягам с голоду в ожидании суда, а так хоть на похлёбку заработают.
Кутузов тоже занят. Я, оказывается, присвоил ему звание фельдмаршала ещё весной, но забыл подтвердить это соответствующей бумагой. Но в ту ночь, проведённую за коньяком и разговорами о прошлом, которое скорее всего не станет будущим, Михаил Илларионович напомнил. Вообще, забавно было наблюдать, как сквозь хитрую и циничную натуру опытного военачальника и царедворца то и дело проглядывала святая простота Мишки Варзина. И умудряются как-то уживаться вдвоём в одной голове! Зато и должность им определил тоже на двоих – пусть командуют всеми сухопутными войсками, подчиняясь напрямую только императору. И всё, пропал старый друг, целиком окунувшись в новые заботы, даже предстоящее сражение с английским флотом его не интересует.