— Нравится, — должен был признать Трис.
Это было странно, поскольку не соответствовало ни общепринятому стилю женской одежды, ни нынешней имперской моде, но при том не казалось Трису чужеродным. Он, словно бы, уже видел такое. Когда-то, где-то, возможно, в другой жизни.
«Любопытный феномен! Узнавание без узнавания».
— Садись! — кивнул он на ее обычное место. — Рассказывай!
— Первое и главное, — сказала Габи, устроившись в кресле. — То, о чем вы говорили с Зандером, возможно. Другие миры действительно существуют, и волки умеют между ними «ходить». Строят, знаешь ли, порталы, — их магия это позволяет, — и переходят туда, куда хотят. Сковья взял меня в один из таких миров. Время там идет быстрее. Мы провели в том мире пятнадцать дней, а здесь прошло только шесть часов.
— Другой мир? — переспросил потрясенный ее сообщением Трис. — Ты уверена? Может быть…
— Уверена, — перебила его Габи. — У нас никто не способен сделать такое.
С этими словами она достала из кармана что-то невероятно элегантное, серебристо-черное размером с женскую записную книжку из тех, что носят с собой в кармане жакета. Это явно был какой-то электрический прибор, — Трис улавливал в нем очевидную, пусть и крайне слабую электрическую активность, — но таких миниатюрных изделий неизвестного назначения здесь, в этом мире никто делать не умел, и это неоспоримый факт.
— Красивая игрушка, — сказал, беря прибор в руки. — Легкая, элегантная…
«Телефон? — вдруг вспомнил он назначение этого прибора, не понял, что было бы понятно, но именно вспомнил. — Это телефон?»
— Что это? — спросил вслух, боясь услышать подтверждение своей догадке и отчаянно надеясь его получить.
— Это, Трис, представь себе, телефон, — без тени сомнения объяснила сестра. — Беспроводная связь и практически на любые расстояния.
«Не ошибся… Телефон», — Он еще немного повертел игрушку в руках и оживил ее нажатием на какой-то крошечный выступ. То ли интуиция подсказала, то ли случай вышел, но экран, словно бы это был такой миниатюрный телевизор, вдруг засветился, явно оповещая о том, что телефон включился. Впрочем, через какое-то довольно короткое время прибор объявил, — на самом деле, написал четкими белыми буквами на темно-сером поле крошечного экрана, — что не может найти сеть. Любопытно, что Трис эти слова, написанные кириллицей, прочел и понял, хотя видят боги, не знал ни одного славянского языка.
— Ты знаешь, что это за язык? — вскинул взгляд на Габи.
— Знаю, — кивнула сестра. — Это русский. Я была в России, Трис. Только там Россия не империя, а республика.
«Значит, в прошлой жизни я знал русский язык, — привычно «записал» Трис в своей памяти. — И таким телефоном умел пользоваться…»
— Вот как… — сказал вслух. — И зачем же Сковья потащил тебя в такую даль?
— Учил пользоваться их магией, раз уж она у меня теперь есть.
И она начала рассказывать ему такое, что, не знай он с кем имеет дело, решил бы — выдумывает. Но это была Габи. Э клана Мишильер. И она никогда ничего не выдумывала. Могла умолчать и, наверняка, рассказывала ему сейчас отнюдь не все, что знала, что увидела там, за гранью, что поняла и что почувствовала. Но врать она бы ему не стала. Раньше не врала, и сейчас тоже говорила правду.
«Как там у римлян? Правду, ничего кроме правды… Такая уж она… моя сестра».
— Постой, — остановил он ее рассказ, стремительно усваивая новую информацию и процеживая ее через фильтры первичного осмысления. — На каком языке вы общались? Они что, знают франкский? Или, может быть, германский? Как ты с ними говорила?
— Там наш язык называют французским, — невпопад ответила Габи. — Немного отличается от нашего… Ну, ладно, уговорил! Довольно сильно отличается! Как овернский диалект от окситанского. Но понять все-таки можно. Не все, но кое-что…
— Я спросил тебя о другом!
— Мы говорили на русском, — нехотя призналась Габи, подтверждая подозрение, что рассказывает она отнюдь не все, хотя мотивы умолчания были не всегда очевидны.
— Откуда ты знаешь русский язык? — решил дожать Трис, почувствовавший, что за словами Габи скрыта тайна, спрятанная в другой тайне.
— Выучила…
— За пятнадцать дней?
— Вот же ты настырный какой, — поморщилась девушка. — Ну, да Зевс с тобой, Трис! Я украла его у местного эгрегора…
— У кого? — не понял ее Трис.
— Ты ведь знаешь, что такое эгрегор?
— Я-то знаю… Постой! — сообразил вдруг Трис. — Ты хочешь сказать, что вошла в плотный контакт с эгрегором этих… Кто они кстати?
— Русские в большинстве, — пожала плечами Габи. — Страна Россия, и эгрегор, скорее всего, именно этой их России. Про контакт ничего не скажу. Сама еще не поняла, как это у меня получилось. Было ощущение отчаяния от того, что я их не понимаю, беспомощности. Чужой мир, незнакомые люди, язык, культура… Плюс отсутствие магии.
— Что значит, отсутствие магии? — уточнил, насторожившись, Трис, ведь, судя по всему, мир из которого его выдернул Август Перигор-Мишильер был тоже лишен магии. Во всяком случае, наличие магии в этом мире его тогда сильно удивило.
— Ну, не то, чтобы совсем лишен, — поморщилась Габи. — Кое-что все-таки есть, но очень мало. Колдовать там сложно.
— Что значит, сложно? Каковы ограничения? — Трис был ученым-магом, и эта тема просто не могла оставить его равнодушным.
— Ограничения… — как бы, размышляя вслух, повторила за ним Габи. — Скажем так, серьезные ограничения, Трис. Я все-таки, как ни как, Дракон в стихии Огня и сильная Фея-Сильфида[3] или даже Tempestas[4] в стихии Воздуха. И я не могла бы вызвать там нормальную бурю или поставить настоящую стену огня. Опустилась в силе на нижнюю границу посредственности. Пятый-шестой ранг от силы. Теперь понимаешь, почему я психанула?
— Понимаю.
— Ну вот, — продолжила Габи. — У меня случилась истерика, как я понимаю. Буря эмоций… И все отрицательные, если ты понимаешь, о чем речь. И еще желание, необходимость, острая потребность. Но это я уже потом поняла, когда посмотрела на ситуацию и свое состояние обратным взглядом… А тогда… Тогда, Трис, я что-то такое сделала с перепугу, что вокруг заглохли автомобильные моторы и исчезло электричество. Я остановила все движение на большом проспекте и обесточила довольно немаленький жилой район. А у них там электричества много, буквально везде… В общем, устроила им локальный Армагеддон, а когда пришла в себя… Забытье было недолгим. Максимум минута. Но, когда я пришла в себя, я уже знала и русский, и английский языки и все культурные «довески», связанные с использованием этих языков. Похоже на то, что сделал тогда со мной наш Золотой человек, только на этот раз я все это проделала сама. Raz i vsё!
— Ну-ка, повтори! — резко отреагировал на ее последние слова Трис.
— Раз и все!
— Нет, не так. Скажи, как сказала прежде!
— Raz i vsё! — пожав плечами, повторила Габи.
«Значит, я действительно знаю… Нет, скорее, знал когда-то русский язык!»
Он так и не смог перейти мысленно на этот язык, но вот письменную фразу про сеть и эти вот слова Габи понял правильно.
«А сеть, — вспомнил он вдруг, — это что-то вроде зоны приема, как у радиостанций…»
— Расскажи мне, пожалуйста, всю эту историю про эгрегор по-русски, — попросил он.
— Kak skazhesh! — усмехнулась Габи и снова рассказала всю эту историю, но уже не по-франкски, а на этом чужом для них языке.
Трис слушал ее внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова, и в результате пришел выводу, что понимает примерно четверть всех слов и кое-какие элементы грамматики. Это было странно, но, в целом, подтверждало его предположение о том, кем и где он был раньше. И попытка Габи пересказать ту же историю, но уже по-английски, однозначно подтвердила его предположение. Английский он, похоже, знал несколько хуже, да и произношение Габи показалось ему тяжелым для восприятия, чего не случилось, когда она говорила с ним по-русски.
— А кстати, — сказал он, не озвучив, что естественно, ход своих рассуждений, — что там люди говорили по поводу твоего знания русского и английского языков?
— Про русский, — ничуть не удивилась его вопросу Габи, — сказали, что говорю, как коренная петербуржка, ну то есть, уроженка их старой столицы — Петербурга и не просто так, а непременно из хорошей интеллигентной семьи, в которой так говорят уже не первое поколение. А английский у меня действительно английский. Так называемое оксфордское произношение. Это у них там так принято. У кого есть деньги, посылают детей учиться в Лондон, а в Лондоне, в частных школах говорят именно на этом диалекте.