— У-ух! Шутите? Мы их тут обожаем!
— Правда?
Неужели я все-таки трудилась во благо человечества?
— Вы только завтраками занимаетесь?
— Вообще-то я пишу обо всем. Составляю рекламу.
— Может, вам тогда с Невиллом поговорить?
— М-м-м...
Что еще, к черту, за Невилл? И как Тихоня видит, что стрижет, если весь его левый глаз закрыт этими лохмами?
Тихоня позвал Невилла, и явился кудрявый великан с трехдневной щетиной; на нем тоже был резиновый фартук, только белый. Происходи все это в «Стар Треке», Невилл наверняка был бы капитаном космического корабля. Хотя вообще-то все они тут напоминали эльфов из мастерской Сайта-Клауса. Или мясников.
— Как вас зовут? — спросил Тихоня. Кажется, я представилась еще на входе.
— Виктория.
— Невилл, Виктория — писательница. По части рекламы. Это она делала «Сухие завтраки».
— У-ух ты-ы! — Невилл явно был в диком восторге.
Да что такое стряслось с этими завтраками?
— Это те, которые на блевотину похожи, — продолжал он, ответив таким образом на мой вопрос.
— Именно это я на собрании и сказала, — услышала я свой собственный голос. — Что они похожи на пластмассовую блевотину из магазина приколов.
— Мы их обожаем, — повторил Тихоня, едва не отрезав мне ухо.
— Нам нужно, чтобы кто-нибудь про нас написал, — сказал Невилл. — Мы делаем новую брошюру. Вы сколько берете?
— Ну, сейчас я зарабатываю кошке на еду.
Невилл загоготал, слегка обрызгав меня слюной.
— В прошлый раз у нас такой бред получился, — сказал он, становясь за мной и обращаясь к моему отражению в зеркале. — Брошюра с надписью: «Наша „Удача“ принесет вам удачу». Звучало как...
— Звучало как у какой-нибудь «Аббы» в песенке, — перебил его Тихоня. — Кретински.
— Такое название, как «Удача», — произнесла я, стараясь говорить серьезно, — вообще-то можно и не обыгрывать.
— Ну да, вот и я так подумал, — сказал Невилл.
И как ему и положено было по роду занятий, тотчас на что-то отвлекся. Наверное, кто-то утонул в раковине.
— Оп-па! — воскликнул Тихоня.
Потом меня перехватил мастер по окраске волос. Он окончательно убрал постдэновскую рыжину и высветлил несколько прядей с боков.
Тут освободился номер «Космо», я ухватила его и прочла свой гороскоп.
— Уран расширит ваши горизонты, вы можете добиться всего, — прочитал мастер через мое плечо.
— Это и ваш? — спросила я.
— Ага. Я Близнец. И вы Близнец?
— Да.
После этого говорить было особенно не о чем, — в конце концов, если у нас и оказалось что-то общее, так это только любовь к гороскопам. И тут мастер сказал такое, что у меня клацнули зубы.
— Кажется, я действительно расширяю горизонты, — пробормотал он. — Перехожу в свободные художники. Вообще-то это мой первый день. Первый день свободы. — И он хмыкнул.
Я еще удивлялась, почему это он не носит резиновый фартук, как все остальные.
— Вот это совпадение, — медленно проговорила я. — Я теперь тоже свободный художник.
— Кайф. Посидите минут двадцать под лампой, а потом Тихоня все закончит. Вам чай или кофе?
Я смотрела на себя в зеркало. Свободный художник. Расширяю горизонты. Свободный художник... Интересно, проводят еще конкурсы на звание Деловой женщины года?
Забавно, конечно. Только-только государственное учреждение проявило ко мне слабый проблеск интереса — и вот, пожалуйста, брошюра для парикмахерской под названием «Удача». Но ярлык, который я сама на себя сейчас навесила, мне нравился. Вся история с Бобби тут же перестала казаться катастрофой. Появилось ощущение, будто наконец-то я делаю что-то правильное. И что самое странное, я больше не боялась быть одна.
Пока Тихоня завершал свою работу, обдувая меня феном то справа, то слева, то откидывая мою голову назад, я продолжала размышлять. Все мои коллеги советовали никогда и ни за что не пускаться в одиночное плавание. Все знают, что это ненадежно. Что чеки приходят с задержкой в три месяца. Но что-то есть в этих словах — «свободный художник». Может, все дело в слове «свободный»? Ты от чего-то освобождаешься. Свободный художник. Это я. Это про меня. Это мой горизонт, и он расширяется.
— Вот и готово.
Тихоня закончил. Его подружка послушно держала зеркало у меня с одного боку, а он — с другого. Я вся была мягкая и пушистая, как маленький коричневый песик, которого только что вымыли. Я пахла травами. Я не была больше рыжей и колючей, и честно вам признаюсь, это оказалось большим облегчением.
Когда я встала, чтобы забрать свою сумочку и уйти, притопал Невилл.
— У вас есть визитка?
Оп-ля. Визитка. Есть над чем подумать. Всякий свободный художник обязан иметь ее.
— Как жаль, как раз сегодня отдала последнюю, — соврала я.
— Возьмите нашу.
Карточка была черная, с блестящим черным шрифтом, который еле удавалось разобрать.
— Позвоните! — радостно крикнул Невилл, выпуская меня в новую, восхитительную, пушисто-каштановую жизнь с широкими горизонтами.
Уже по дороге к автобусной остановке я подумала, что для новой пушистой и свободной жизни нужна и новая одежда.
Весь свой гардероб я покупала или с Дэном, стоящим над душой, или с целью соблазнить Лайма. Словом, можете себе представить.
Верхняя моя половина — это, конечно, Дэн. Светло-голубая льняная рубашка и несуразно дорогой кожаный пояс. Ну а снизу — чистый Лайм. Коротенькая плиссированная юбочка, голубая мечта школьницы, и туфли с каблуками, которыми и убить можно. В общем, я выглядела как проститутка, явившаяся на собеседование в юридическую контору. Совсем недостойно свободного художника.
Продавщица-консультантша заорала: «КАК ДЕЛА-А-А?» — с другого конца магазина; я прокричала в ответ: «ХОРОШО!» — и удрала в самый дальний уголок магазина. Как обычно, здесь оказались только пять пар черных брюк восьмого размера и вереница кошмарных атласных рубашек горчичного цвета.
Продвигаясь вдоль пурпурного ряда (знаю, этот цвет принято называть бордо, но для меня он все-таки пурпурный), я нашла юбку, идеальную для Тихониной подружки, пиджак, достойный того, чтобы Хилари отправилась в нем на конференцию библиотекарей, и, наконец, топик, ради которого я могла бы убить, вот только предназначался он для женщины с бюстом, как у Мэрилин Монро в 1958 году.
Тут меня озарило. Я же все делаю неправильно. В каждый одинокий период своей жизни я добросовестно стараюсь начать все заново — и что вытворяю в первую очередь? Правильно. Трачу полторы сотни на парикмахера и еще вдвое больше — на новые тряпки.
Сегодня было одно отличие — я проделывала это все, став безработной. Безусловно, это придавало моему сумасшествию особую изюминку, но не более того.
На такие деньги можно сделать и что-нибудь для души. Например, записаться на воскресный семинар к какому-нибудь господину из Лос-Анджелеса с усами и с имечком вроде доктор Джон Бобеншлосс-младший. Черт, я же могу закатить себе праздник! Конечно, это будет праздник только для меня одной, ну и что с того? Праздник — он и есть праздник.
Я удрала из магазина прежде, чем продавщица успела напасть на меня из-за зеленого (извините, шалфейного) ряда. Очень хотелось ей сказать, что я нашла смысл жизни, так что пусть она постарается получить прибыль от чего-нибудь получше, чем коричневый пиджак с бежевым шарфиком.
Итак, я выяснила, что силы воли у меня хватает на то, чтобы не просадить всю кредитную карточку на ненужные мне шмотки. Мне не нужны куски материи, чтобы узнать что-нибудь о самой себе.
Уже дома я подумала еще о нескольких вещах, без которых могла обойтись. Я начала считать их по пальцам одной руки, потом перебралась на другую руку и в конце концов просто стала записывать:
Грег Дейли
Филип Зебраски
Джейми Стритон
Леон Мерсер
Энтони Андерсон
Скотский Адвокатишка из Личхардта
Макраме-мужчина.
А когда чуть позже я услышала шаги Билла, поднимающегося по лестнице, то решила, что могу обойтись и без Пьера Дюбуа. Его я почему-то оставила на самый конец. Правда, меня тревожило, что я не смогла поставить его имя в один ряд с остальными. До этого момента. А теперь — пожалуйста: