А с этим делом все оставалось по-прежнему плохо — интенсивная учеба занимала едва ли треть дня. Все остальное время я должен был совершенствоваться в обретенных навыках самостоятельно, но у меня, конечно же, не хватало на это силы воли, и я лез в капсулу. Как результат, снова наваливалась депрессия, хотелось либо с кем-нибудь сделать что-то нехорошее, либо вообще с собой. Я изо всех сил этим порывам сопротивлялся, и в конце концов засыпал, терзаемый тревожными мыслями, которые закономерно выливались в ночные кошмары. И так по кругу.
А Степанычу, что самое обидное, вообще было на это все пофиг. Про мгновенную перезагрузку личности я уже говорил? Так вот, он и со всеми внешними проявлениями управился буквально за полчаса. Как? Да очень просто — скормил костюм, перчатки и лаковые штиблеты утилизатору, заменив их карго-штанами, полувоенной курткой с множеством карманов и грубыми, но крепкими даже на вид ботинкам. А еще свитер — такой, знаете, крупной вязки и с горлом. Все это, как выяснилось, хранилось в том самом тревожном чемоданчике. Ну а дальше оставалась сущая мелочь — чуть подбрить голову по бокам и на затылке, да перестать избавляться от щетины. Последний штрих — постоянный ироничный прищур и еле заметная полуулыбка. Все это в комплексе результат дало просто ошеломительный — не будь я свидетелем метаморфозы, собственного слугу бы не узнал при случайной встрече. Вот что значит профессионал высшей пробы!
Некоторое опасение внушало отсутствие привычных плазмеров, но тут даже Степаныч оказался бессилен — через сканер их не протащить, а с опасным энергетическим оружием гексаподы на борт никого не пускали. Вот холодняк — сколько угодно. Я как-то об этом не задумывался, а потому беспрепятственно пронес на лайнер и мультитул с богатым набором полезных приспособлений, и нож-складень, и даже вмонтированный в пряжку ремня миниатюрный тычковый ножик. А вот Степаныч предпочел пару балисонгов одинакового дизайна, которые в сложенном виде можно было использовать как ниппонские палочки-явары, плюс та самая струна-удавка, на примере которой он учил меня прятать тонкие длинномерные предметы в швах куртки или штанов.
Что еще заслуживает упоминания? Ну, пожалуй, подпространственные переходы. Я, конечно, и раньше летал на космических кораблях, но исключительно хумановских, поэтому опыт получился новый и весьма любопытный: гексаподы не заморачивались предупреждениями и учебными тревогами, поэтому оба раза переходы заставали меня врасплох. В принципе, ничего страшного — мгновенный, и вместе с тем бесконечно долгий (парадокс, но это именно так и есть) паралич, а потом снова возвращалось привычное течение времени. Вот только в момент скачка наваливалась непонятная слабость, ноги становились ватными, и существовала неиллюзорная опасность навернуться с высоты собственного роста. И хорошо, если просто на пол. А если головой обо что-нибудь? Об угол, или об раковину? Ничего этого, конечно, в обозримом пространстве не было, а все остальное покрыто слоем пружинящего хитина, скрытого голограммой, так что обошлось без последствий. А вот люди на своих кораблях, пожалуй, не зря загоняли пассажиров в индивидуальные капсулы — у нас всяких потенциально смертоносных предметов самого безобидного бытового назначения всегда с изрядным запасом.
Второй скачок пришелся на вечер четвертого дня, я уже успел забраться в капсулу, а вот уснуть — нет, поэтому сполна насладился сопутствующими спецэффектами. А потом еще полночи ворочался. В конце концов впал в полузабытье, под завязку наполненное ставшими уже привычными кошмарами — злобно ухмыляющимся дядькой, самыми вредными преподами из академии, безумно хохочущей бабкой и откровенно заигрывающей теткой. Уже под утро пригрезился отец — неизменно строгий и донельзя официальный. Сколько себя помню, он всегда таким был. И даже теперь, во сне, не изменил своим привычкам. Разве что ободряюще кивнул и еле заметно улыбнулся. И в этот момент реально полегчало, как будто груз с плеч сбросил. И окончательно заснул с изумленной мыслью: так вот она, оказывается, какая — нечистая совесть!..
— Как же здесь хорошо! Блин, да я уже забывать начал, как нормальные станции выглядят! Смотри, заклепки!!! И панели металлические!..
— И реклама, — поддакнул Степаныч, который теперь уже как бы и не Степаныч, но до сих пор не известно, кто именно. — Пойдем, Леш, потом довосторгаешься.
Я недоуменно покосился сначала на спутника — чего это он? — потом на пару невозмутимых гексаподов у рамки сканера, через которую мы только что прошли, причем без проблем, и наткнулся взглядом на подозрительного молодого человека, застывшего шагах в десяти от шлюза алиеновского лайнера. Чем именно подозрительного? Да бог его знает. Скорее всего, самим фактом его наличия в столь сомнительном месте. Встречать тут кроме нас было некого — я имею в виду, из представителей рода человеческого — но как раз мы комитета по встрече, особенно с хлебом-солью, и не заказывали. Так уж получилось. И списать на случайность тоже никак, разве что паренек контролировал из укрытия соседний шлюз. Но тогда бы он и пялился в другую сторону, украдкой выглядывая из-за перегородки, а не как сейчас, демонстративно ее подпирал и откровенно ухмылялся, уставившись конкретно на нас со Степанычем. Как известно, внешность обманчива, но я бы, пожалуй, назвал его мелкой сошкой из местной банды гоп-стопщиков — на любой станции такие есть, даже у нас на «Савве Морозове». Мелкая уголовщина неискоренима, как тараканы, которых первопоселенцы растащили по всему Протекторату Человечества. Где есть хоть какое-то расслоение общества, там есть и его отбросы, которых не принимает ни один социальный класс. И что им еще остается делать, кроме как сбиваться в стаи и мстить? Ну или просто обеспечивать себе сносное существование? Самоорганизация как она есть. Естественно, на первом этапе. А потом в банде, как и в любом людском сообществе, очень быстро выстраивается иерархия. Так вот, наш соглядатай, по возрасту где-то мой ровесник, судя по худобе, нервозности и потрепанному комбезу технической службы, больших должностей не занимал ни в среде коллег по опасному бизнесу, ни на официальной работе. А еще красовался лысиной, что прямо указывало на нелады с коммуналкой — от волос в столь нежном возрасте избавляются лишь с целью экономии дефицитной воды. Извечная проблема жизни в космосе, которая в наш век тотального гигантизма приобрела невероятный размах. К примеру, на станции «Савва Морозов» постоянно обитало около полутора миллионов человек. И как их всех прикажете снабжать водой в полной мере? Нет, понятно — подтащил на буксире ледяную глыбу из астероидного пояса, да растапливай себе потихоньку. Но это только на первый взгляд. А очистка? А доведение до санитарных норм? А повторная очистка и повторное же использование? А утилизация отходов? Поэтому как-то так само собой сложилось неравенство еще и по этому признаку. От жажды, понятно, никто не страдал, а вот на водных процедурах очень многие экономили, вплоть до полного отказа от душа, благо одноразовые гигиенические полотенца с антибактериальной пропиткой достать не проблема даже бесплатно: социальные службы в неблагополучных секторах тыкали раздаточные автоматы чуть ли не на каждом шагу. А началось все в незапамятные времена, когда кто-то умный сел и посчитал, что дешевле — дополнительные мощности систем регенерации и обеззараживания воздуха, или бросовые расходники — полотенца. Как не трудно догадаться, экономически более выгодным оказался именно второй вариант. Дальнейшую взаимосвязь с лысинами проследить нетрудно — за пышной шевелюрой таким макаром особо не поухаживаешь. Современные же средства для депиляции недороги и надежны. А если еще и не заморачиваться с выборочным нанесением, а просто тупо обрабатывать раз в неделю всю голову, то вообще красота — ни бровей, ни бороды, ни волос в ушах… видок, правда, откровенно стремный получается — нечто среднее между зомби и вампиром — но когда средства не позволяли роскошествовать, на такое обычно плевали. Все, включая девушек. Помню, как-то в детстве увидел репортаж с одной из технических палуб — тамошние обитатели из-за чего-то взбунтовались, и эсбэшники пытались привести их в чувство посредством парализаторов и дубинок. Но поразило меня тогда до глубины души вовсе не насилие, а вот это вот внешнее отличие вроде бы по всем признакам людей от моего обычного окружения. И я поинтересовался у отца, мол, кто это? Вернее, к какому виду инопланетян они принадлежат? Батюшка тогда усмехнулся, но очень быстро согнал улыбку с физиономии и прочитал целую лекцию про социальное неравенство и факторы, его обостряющие. И все разжевал как раз на простейшем примере нехватки воды, приводящей к возникновению внешних отличительных признаков, сиречь инаковости. Отец… умнейший был человек, как я теперь начал понимать. И мне его очень не хватало…