Рассказ я закончил вовремя. Как раз поспел приготовленный Тимофом обед. Надо признать, выглядело всё достаточно аппетитно. Оставив этих двоих переваривать моё длинное историческое повествование, я, взяв у Романха солидный поднос и серебряные столовые приборы, двинулся к карете.
— Входи! — последовал приказ принцессы, как только я постучал в дверь.
Обстановка внутри экипажа была ближе к описанию королевских покоев. Карета оказалась больше, чем это могло показаться снаружи. Стены и широкие мягкие сиденья были обиты красным бархатом. Потолок кареты был настолько высок, что, даже вытянувшись в полный рост, я едва-едва доставал до него макушкой. Кругом были разбросаны вещи Её Высочества: коробочки с разнообразной пудрой, флаконы то ли с духами, то ли с маслами, и много ещё всякого, о чём я, как истинный мужлан, не имел ни малейшего понятия и не был даже способен описать. Напротив роскошного сиденья располагался изящный столик из красного дерева, над которым висело зеркало в солидной позолоченной раме, прибитой прямо к стене. На самих сиденьях располагались большие, и, по всей видимости, очень мягкие подушки, обшитые золотыми и серебряными нитями. Принцесса Люция возлежала на одной из них, подобрав по себя ноги.
— Ваше Высочество, — поклонился я.
— Поставь на стол! — объявила она.
Я выполнил приказание, расположив поднос между рядами зеленых флакончиков.
— Ну и дрянь! — заметила Люция, — в ваших краях явно не знают толк в яствах.
Я смущенно улыбнулся, сделав в голове пометку при встрече, пусть в шутку, но дать Тимофу в глаз. Конечно, он, может, ни в чем и не виноват, но почему я один должен был оставаться крайним?
— Ладно, — произнесла принцесса, — подай мне яблоко!
Я несколько удивился, ожидая, что Люция будет кушать одна. Моё долгое присутствие в карете могло быть двусмысленно истолковано окрестным людом. С другой стороны, не получив разрешения удалиться, уходить мне было нельзя. Ничего не оставалось, как подать принцессе пищу. Что я и сделал, надо признать, не без удовольствия. Она приняла плод из моих рук, слегка дотронувшись своими мягкими пальчиками до моей ладони. Я покраснел. Принцесса, казалось, этого не заметила.
— Могу ли я ещё что-либо для вас сделать, Ваше Высочество?
Принцесса пожала своими нежными плечиками. При этом её грудь несколько прошла вперед и…. Она почувствовала, куда направлен мой взгляд, и улыбнулась.
— Я бы хотела послушать что-нибудь о воздержании и целомудрии! — произнесла она и улыбнулась, обнажив свои маленькие, ровные и играющие белизной зубки.
Уши мои стали пунцовыми, видеть я их, конечно, не видел, но зато прекрасно чувствовал.
— Здесь жарко, не правда ли? — произнесла она, слегка проведя ладошкой по своей груди.
Я издал какое-то мычание, которое лишь с большой натяжкой можно было считать утвердительным ответом.
— Может, поможешь мне снять платье? — предложила она, мягко откусив кусочек яблока.
— Ммээээээ… — протянул я.
Она улыбнулась ещё шире и принялась оценивающе рассматривать меня своим томным взглядом. Я не знал, как положено вести себя принцессе, но как-то определенно не так.
— Ну же? — вызывающе произнесла она, выставив вперед свою грудь.
Я замер. Она была настолько близко, что мне казалось, будто я чувствую исходящее от неё тепло. Моё тело забила волна желания. Разум уже начинала окутывать мысль: «Да гори оно всё огнем», с большим трудом, но я с собой справился.
— Я отказываюсь верить, что Ваше Высочество хочет моей смерти!
— Смерти? — произнесла она.
— Ваши крики, Ваше Высочество, — объяснил я, — которые прозвучат, когда бедный светлый брат подойдет ещё хоть на ладонь ближе. Думаю, князь не станет разбираться, а просто вздернет меня на первом же дубе, сразу после того, как дружина вломится сюда и увидит, что я покусился на Вашу честь.
Люция чуть наклонила голову и посмотрела на меня уже новым взглядом. Теперь в её глазах не читались презрение и насмешка, скорее, это было любопытство, вроде даже смешанное с частичками уважения.
— А ты не глуп! — заметила она, — не попался на столь простой трюк.
— Зачем же Вашему Высочеству всё это нужно? И что Ваше Высочество хочет?
Лицо Люции приняло грустное выражение.
— Ты первый, кто спрашивает меня, что я хочу, — объявила она, — до тех пор я болталась, как кукла на веревочках, в игре моего отца, бабки и братьев. По-твоему, я заслужила эту ссылку?
Я склонил голову.
— Я не знаю, Ваше Высочество, и не хочу даже говорить, будто могу понять, что Вы чувствуете, так как сам подобного не испытывал, но зачем срывать свою обиду на тех, кто совершенно невинен?
— Ты, конечно, прав, — произнесла она, — но мне не с кем посоветоваться, не с кем всё обсудить. Меня удалили ото всех, кому я могла довериться…
Я увидел, как легкая слезинка прошла по её щеке. Игра? НЕТ, не может быть. Она и вправду была сейчас такой расстроенной и такой грустной. А, главное, такой беззащитной. Здесь, в этой карете, её бросили на произвол судьбы, заботясь о каком-то государственном благе.
— Я готов помочь Вашему Высочеству всем, чем могу.
— Ты согласен служить мне? — спросила она, — а как же твоя клятва князю?
Вопрос был, конечно, щекотливый, древнее дворянское правило гласило: «Слуга моего слуги — не мой слуга!». Принцесса и даже король не могли распоряжаться напрямую людьми князя.
— Всё же в первую очередь моя служба посвящена Светлому Владыке, — произнес я, — а, значит, невзирая на клятвы, я обязан помогать всем, кто нуждается.
Принцесса улыбнулась.
— Ты слуга Бога? — спросила она.
— Разумеется, — ответил я, не понимая, зачем она задала мне столь бессмысленный вопрос.
— А что, если Бог не такой, каким ты его себе представлял? — спросила она.
— Боюсь, что я не понимаю, Ваше Высочество! — произнес я.
Люция протянула руку к складке своего платья и извлекла откуда-то небольшой значок. Он был похож на миниатюрный черный щит, с изображенным посередине желтым месяцем. Некоторое время принцесса молча смотрела на значок, а потом протянула его мне. Я почувствовал какое-то отвращение, что-то внутри меня потребовало немедленно выбросить странную вещь, однако, преодолев брезгливость, я протянул руку и взял её. Почти сразу моя рука почувствовала холод. Я взглянул на предмет. Щит буквально бил меня по глазам своей жуткой, сверкающей изнутри чернотой.
— Зло! — произнес я.
— Ты же хочешь мне служить?
— Вашему Высочеству, но не…
— Тогда держи его при себе, — перебила она, — если ты мне понадобишься, я призову тебя.
Неожиданно я почувствовал пробежавшие по телу уколы, как будто против меня вдруг поднялось стадо невидимых ежей. Сравнение было, конечно, глупым, но другого я как-то придумать не смог.