— Не желаете ли Вы выйти, о благородная принцесса? Я и мои подданные будем необычайно рады лицезреть ваш прекрасный облик!
Князь тряхнул волосами и выдал свою самую лучшую улыбку, обнажив ряд ровных белых зубов.
— Мой меч у ваших ног! — объявил он.
Надо сказать, князь, если и не обладал самыми безукоризненными манерами, то определенно умел себя подать. Из-за его густых белых волос, волевого подбородка и блистательной улыбки успели пасть множество знатных дам. Как, кстати, и их братьев или мужей, осмелившихся вызвать лорда на смертельный поединок из-за поруганной семейной чести.
— Пошел вон, козел! — донесся из кареты высокий женский голос.
Мы ахнули. Благородный князь сел на землю. Вот прямо так, взял и опустился на траву в том месте, где стоял. Очевидно, с таким обращением господин ещё не сталкивался.
— Но…, - начал было он.
— Прочь!
— Хм… Видимо, принцесса устала с дороги, — прошептал Романх, — может, заснула, и сейчас не узнала Вас, князь.
Объяснение было так себе, но господина Герхарда слова ветерана убедили. Поднявшись, князь подошел к карете.
— Позвольте мне открыть дверь и засвидетельствовать своё почтение! — проговорил лорд, — буду счастлив показать Вам свои владения.
Не дожидаясь разрешения, князь потянулся к дверной ручке. Наряженные в розовое слуги отчаянно замахали руками, видимо, пытаясь привлечь внимание князя. Я заметил, что они просто дрожат от страха. Однако господин Герхард не заметил или сделал вид, что не заметил слуг принцессы. Дернув ручку, князь открыл дверь кареты. И тут передо мной предстало самое прекрасное создание из тех, что я когда-либо видел! Её густые волосы были черны, как ночь. Длинные, почти до бедер, они ласково обвивали безупречную тонкую фигуру. Восхитительные реснички озорно прикрывали её большие, ослепительно прекрасные глаза. Казалось, в них живет само море, настолько они отливали яркой, блестящей синевой. Кожа её была бархатисто-белой. Личико являло собой образец совершенной формы. На нём не было ни одной лишней черты. Мягкие розовые губки манили, как будто призывая нырнуть в них с головой, отдаться их обладательнице навечно, и молить… Молить о ниспосланном счастье. Любоваться этой удивительной тонкой талией. Лицезреть через глубокий вырез платья её большую прекрасную грудь, идеальной округлой формы. Подол роскошного черного платья полностью закрывал ноги красавицы, но я не сомневался, что они длинные и стройные. А как же иначе?! Ведь такая красота просто не могла иметь недостатков. Ни снаружи, ни внутри. И почему её голос сначала показался мне высоким? Нет-нет, он мог быть только ангельским! Как и она сама! Дева! Богиня! Прекрасное видение, сошедшее с небес, дабы вселить надежду в нас, несчастных грешников.
На миг все: и молодые воины, и старые ветераны, и светлые братья, коим сейчас больше следовало читать молитву об не искушении, и даже князь, замерли в ожидании. Как будто мы боялись спугнуть, подобно летней бабочке, это волшебную, неописуемую красоту.
Все были сражены! Особенно князь, особенно, когда ему в лоб прилетела скамеечка для ног!
— Я же сказала — ВОН! — крикнула принцесса, — оставьте меня в покое!
Благородный Герхард упал, сраженный дикой красотой и скамейкой. Не теряя времени, я поспешил к князю. Ему срочно требовалась помощь целителя, а главное, мне представилась возможность подойти и взглянуть на богиню поближе!
Глава III "Принцесса"
— Какая женщина! — в сотый раз произнес князь Герхард.
Я снял со лба господина холодную повязку и проверил шишку. Полный порядок. После молитвы и промоченной холодной водой тряпки опухоль почти спала, осталось только небольшое красное пятнышко. Да и на него уже можно было не обращать внимания. Лицо доблестного Герхарда снова олицетворяло собой идеал рыцарской красоты, а маленькие синяки, как известно, только украшают благородных воинов.
— Какая женщина! Какая небесная красота! — в сто первый раз произнес князь.
Мой духовный наставник предположил бы, что у лорда горячка. Однако я отлично понимал господина. Каждый раз, когда мои веки оказывались закрыты, на внутреннем взоре снова появлялась она! Её волосы, её глаза, её грудь! В этот момент мне, как никогда, было радостно осознавать, что я ещё не стал монахом, а стало быть, и не принял обет безбрачья. Конечно, головой я прекрасно понимал, что эта красота была для меня недостижимой. Где я — дурак простолюдин, а где принцесса? Но идеал на то и был идеалом, его не получали, им восхищались. И я восхищался.