— Ну, значится, графинчик кваказябки, — моргнула разносчица, — чем закусывать будете?
— Да сухарей каких-нить. А что ещё есть? — спросил Жупель, — я сегодня богач!
— Омлет из яиц василиска! — улыбнулась официантка, — только сегодня и только сейчас. Всего пятьдесят золотых порция!
Я поперхнулся. Мы явно не настолько богаты! Жупель, надо отдать должное, тоже умел считать.
— Тащи омлет из яиц гадюки! — сказал он, положив на стол серебряную монету.
— Бородавка, ты — нахал, — поморщилась разносчица, — у нас три охотника на гадюк в болотах пропали, а ты суешь гроши.
— Если на твоего хозяина работают бездари — это целиком его вина, — улыбнулся гоблин, — не строй мне глазки, как кобра-девственница, все знают, что гадюк разводит шурин Хрюндука, а потом выдает их за яйца гарпий, а то и василисков!
— А ты откуда знаешь? — ужаснулась гоблинка.
— А кого, по-твоему, эти жлобы наняли доставить ценный груз в Алиссию, когда тамошнему коллекционеру-извращенцу захотелось в свой питомник гарпию?! То-то видать мужик удивился.
Жупель подло расхохотался. Разносчица пожала плечами.
— Я не буду кушать яйца гадюки! — встряла Люция.
Контрабандист уже по привычке почесал больное ухо.
— У вас ничего не осталось с тех пор, когда здесь "гостили" солдаты Белеза? — спросил он у гоблинки.
Разносчица кивнула.
— И сейчас ещё иногда наместник захаживает, — сообщила она, — можем пожарить рыбу.
— Несите, — сказал я.
Конечно, было бы предпочтительнее, если рыбу отварили, как-то так безопаснее, но ждать чудес от местных поваров не приходилось.
Кивнув, разносчица удалилась. Уже через пару минут на столе у нас оказался графинчик с кавказябкой и уголь в плошке, почему-то именуемый сухарями. Горячего пришлось обождать. Не теряя времени, Жупель забил рот жареным хлебом. Удивительно, но все его зубы выдержали столь суровое испытание. Я тоже рискнул попробовать. Есть хотелось ужасно. Зажаренные до черноты сухари оказались вполне съедобными, но оставляли во рту горькое послевкусие. Сразу захотелось пить. Жупель мигом принялся разливать по стопкам кваказябку. Так вот, значит, с чем пили эту гадость?! По виду местное пойло напоминало странный зеленоватый кисель, по запаху отдавало болотом. В графине — то ли для лучшего вкуса, то ли просто для красоты — плавал камыш. Люция презрительно отодвинула от себя стопку, но поскольку девушка до этого побрезговала сухарями, её не мучила сильная жажда
— За новую жизнь! — произнес Жупель и залпом осушил содержимое своей рюмки.
Спустя миг лицо гоблина странно перекосилось, глаза зажмурились. Мотнув головой, контрабандист тяжело выдохнул пары кваказябки.
— Забориста, чертовка, — произнес нелюдь, — сразу чувствуется, не разбавляли.
Я поднес стопку ко рту и аккуратно пригубил.
— Ээээ…. Нет, брат, — одернул меня Жупель, — так не пойдет, залпом её, гадину, залпом!
Не знаю, почему я послушался. Поначалу кваказябка легко пролилась по языку в горло, но затем как будто пришел удар. Уверяю, даже безутешная вдова, схоронившая на войне мужа, не могла ощутить ту горечь, что вмиг появилась у меня во рту. Ощущение было, как от разжеванного без хлеба чеснока. Более того, хоть до этого мне никогда не приходилось жевать ни камыша, ни болотных водорослей, в этот момент я отчетливо почувствовал, каковы они на вкус.
— Занюхивай! — посоветовал Жупель, сунув мне под нос сухарик.
Запах пережаренного хлеба! О! Каким он был на самом деле возвышенным, чистым и ободряющим. Его хотелось вдыхать, как благовония в храме!
— Сразу повторим! — не успокаивался контрабандист, снова потянувшись к графину.
Мы выпили по второй. Выдохнув, я зачерпнул горсть сухарей и с удовольствием прожевал. Сейчас это казалось пищей богов.
— Хорошо пошла, — блаженно протянул Жупель.
Как ни странно, я был вынужден с ним согласиться. Неожиданно и впрямь стало хорошо. По животу растеклось приятное тепло. Разум впервые за долгое время пребывал в полнейшем блаженстве. Полумрак заведения теперь не раздражал, а наоборот, давал отдых глазам. Ни о чём не стоило беспокоиться. Грязь на стенах, столах и полу? Не страшно. Так даже душевнее. Страшная, как сама смерть, разносчица? Ну, тут уж ничего не поделаешь, да и неважно всё это. Вот бы ещё кто на гармошке сыграл! Но, увы, тупые нелюди, нет у них искусства, музы и тонкой материи. Особенно у того у старого хрыча у стойки! В ухо бы ему врезать, паршивцу зеленомордому!