Таким образом, эта отнюдь не случайная, но закономерная книга явилась сложным результатом взаимодействия литературного наследия реального лица, философа Ницше, со всем процессом мировой истории. В этом сотворчестве редакторы и сотрудники его Архива (среди которых были и весьма выдающиеся умы) с тем или иным успехом осуществляли взаимную корреляцию ницшеанских идей и эпохи мировых войн и европейских революций первой половины XX века.
Я берусь утверждать, что автором компилированной “Воли к власти” была сама эпоха, коллективный исторический субъект — Сверх-Ницше. Этот мыслитель сконструировал такой “книготворный” материал, что буквально вынудил свое время стать его соавтором. В XX в. эту книгу своей кровью писали несколько поколений человечества. Этот коллективный автор и есть сверх-Ницше, деиндивидуализированная машина письма, производящая различные текстовые конфигурации “Воли к власти”, как результат социальной гравитации провозглашенной им эпохи.
Пример “Воли к власти” ярко иллюстрирует тезис постмодернистской семиотики о смерти Автора, переход от антропоморфного субъекта к децентрированной, коллективной сверх-субъективности, своего рода авторской сверхчеловечности. Ибо вслед за Богом умер и Автор! В итоге мы имеем странную книгу без автора или, вернее, книгу сверх-автора: словно коллективная воля к власти нашей эпохи и сотворила “Волю к власти”. В самом ее тексте реализуется, если воспользоваться выражением Юлии Кристевой, «безличная продуктивность», которая продуцирует бесчисленные смысловые конфигурации, независимые от автора.
Ницше демонстрирует нам захватывающий спектакль того, как возможно не быть автором собственной книги. Он показывает нам, как его конструктивное саморазрушение как автора становится моментом практической реализации его философской программы аннигиляции субъекта декартовского типа. Возможно, он сумел достичь этого благодаря экстремальным экспериментам над собственным духом, в результате которых он радикально раздвинул границы своей личности. До таких пределов, прорыв за которые обернулся безумием.
В этой деперсонализации — смерти автора “Воли к власти” – реализуется, говоря словами Ролана Барта, “рождение читателя”, ницшеанского читателя, соучастника творческого процесса. Попадая в магическое пространство этой книги, читатель оказывается в вихревой Вселенной, где в хаосе кружатся первобытные элементарные фрагменты, которые способны сложиться во множество конфигураций, компиляций, зачастую противоречащих друг другу, но все же соотвествующих духу автора. Процесс чтения такой книги превращается в постоянную деконструкцию-реконструкцию текста, в своего рода игру в бисер, причем отнюдь не безобидную, играя в которую, вы вдруг обнаруживаете, что и сами стали частью этой опасной игры... Дав нам великое множество примарных кирпичиков-фрагментов, автор приглашает нас “собрать” свой текст, создать свою собственную Вселенную. Ницше ставит читателей перед задачей додумывать, довоображать свои тексты. В этом — главный замысел его авторской стратегии. Возникает ощущение, что он пишет вдвоем с читателем. И не таится ли тайный замысел Ницше в том, чтобы всякий, кто хочет прорваться к его подлинной философии, сам взялся структурировать собственную Книгу-Вселенную на свой лад, сам вошел бы в соавторы этого экстремального и бездонного мыслителя? Действительно, «Воля к власти» предстает перед нами как переливающееся на солнце море, как безграничное поле, где возможно бесчисленное множество вариаций и импровизаций. И в этом смысле читать Ницше – все равно что импровизировать и подбирать свои мелодии в этом океане музыки. Ведь к его творчеству вполне приложимы слова, сказанные Ницше о книге музыковеда Элерта: «По сути дела это музыка, случайно записанная не нотами, но словами»[85]. И тогда возникло бы бесконечное множество версий “Воли к власти”.
Я убежден, что не имеет принципиального значения, как расположены фрагменты «Воли к власти». Напротив, я исхожу из того, что Ницше создал технологически уникальную книгу-конструктор. Будучи в основном виртуальной книгой, “Воля к власти” становится книгой феноменальной в особом психическом поле целых поколений читателей: ее существование как реального исторического культурного факта в полной мере воплощается в виде книге только благодаря сотворчеству читателей. По сути она — прообраз будущих интерактивных книг с обратной связью, когда читатель получает и все необходимые элементы для конструирования своей книги. Неслучайно поэтому, помимо новых изданий «Воли к власти», во многих странах каждый год выходят совершенно различные компиляции афоризмов, в основу которых закладывается то вечное возвращение, то дионисийское видение мира, то критика морали или демократии, то весть о смерти Бога или даже ницшевский лексикон в целом…
Именно благодаря этой консолидации автора — читателя в творящую сверхличность круг идей этой книги прочно вошел в духовный обиход человечества, а сама она стала неотъемлемой частью культурного пейзажа как минувшего, так и наступившего века. Прошедшие сто лет закрепили в сознании целых поколений неразрывную связь Ницше с “Волей к власти”. И хотя реальный мыслитель-человек Ницше не является автором этой книги в чисто техническом смысле, он — ее несомненный автор в культурно-историческом смысле. Иначе говоря, “Воля к власти” создана историческим Ницше, взаимодействующей совокупностью мыслителя, его редакторов и всех читателей. Именно сотворчество читателей делает эту “не-книгу” реально – и философски, и исторически – состоявшимся произведением. Причем не компиляторов, а самого Ницше.
Хайдеггер видел миссию современной немецкой (добавим от себя – и мировой) философии в развертывании Посмертных фрагментов в такие текстовые конфигурации, которые отвечали бы задачам каждой новой эпохи.
Будущее, я уверен, востребует новые конфигурации. «Воли к власти». Будущие поколения несомненно, прочтут ее по-новому: «Познание у существ высшего рода выльется в новые формы, которые сейчас еще не нужны». Ницше словно растворился в будущем и там поджидает нас в множестве обличий. По мере продвижения человечества дальше будут выявляться все новые содержания ницшеанства; оно будет приобретать смыслы, о которых мы можем лишь смутно догадываться, либо даже не подозреваем. Пожалуй, в лице этой метафилософии мы имеем дело с достаточно уникальным случаем саморазвивающейся мысли, которая политически обладает, наверное, огромно способностью к метаморфозам и динамике
IV. Сверх-книга
1. Парадокс Ницше. Против интерпретаций
В истории мировой мысли Ницше уникален: если в отношении любого другого мыслителя можно прийти к более менее общему пониманию, то в отношении Ницше исследователи в принципе не могут договориться о том, что же представляет собой ницшеанство.
Сразу после того, как реальный человек по фамилии Ницше ясным январским днем рухнул в безумии на туринскую мостовую, появилось множество философов-Ницше (Nietzsches), зачастую ведущих беспощадную войну друг с другом. Возник особый духовный феномен, своего рода Мега-Ницше — целая сфера, переливающаяся взаимоисключающими смыслами. Первым на это чрезвычайно странное духовное явление обратил внимание Ж. Батай, отметивший, что учение Ницше можно использовать в любом направлении. Это же констатирует в те же 30-е годы и его соотечественник Пьер Дрие ла Рошель: «Могут быть… ницшеанцы правые и левые. И мне кажется, что сталинская Москва и Рим [имеется в виду Рим Муссолини – Н.О.] – последний – сознательно, первая – неосознанно – уже базируются на этих двух типах ницшеанства»[86]
Этот парадокс Ницше лучше всех выразил Деррида: “...Почему и как “одни и те же” слова и “одни и те же” высказывания, если они одни и те же, могут раз за разом служить в смыслах и контекстах, которые принято считать различными и даже несовместимыми...”[87] В самом деле, каким образом возможно, что Ницше становился знаменем диаметрально противоположных партий, почему ницшеанство, словно раскаленный воздух на средиземноморском солнце, вибрирует и двоится, троится, множится, принимая бесконечно разнообразные формы?..