Кошмар! И так тебя развратили?
Не-а, в другой раз она, эта лесбия, не пришла. Мы устроили совсем другое — оргию. Там был этот… Макс, по-моему, Алёшка Дыкин, Ленка, Маша «Сос» и я… и ты… играли в войнушку на стройке, в разведчиков или партизанов, полевая кухня, вся фигня… собрались карту рисовать… Ленка командиром была всегда — якобы потому что у неё фамилия Командирова или что-то похожее… пробовали осколком красного кирпича — не очень получалось, я тут говорю: у меня дома есть фломастеры — двенадцать цветов (тогда это большим рейром считалось, круто воще), мы с тобой пошли ко мне домой. Теня тут тормознула мать, ты ушла домой, а я через полчаса опять туда смылась, хоть и без фломастеров… Прихожу и вижу: эти две стоят опершись о перила, спустив трусы и задрав юбки, а мальчики, тоже голые, трутся об них. Увидев меня, они испугались. Надвинули штаны. А Лена говорит: будешь с нами играть, Ксюш? Буду. Только ты во всём меня будешь слушаться, ладно? Ладно, ты же командир. Становись вот сюда, снимай трусики, наклонись вперёд и руками расширь попу, а мы по очереди будем тебя… будем тереться об тебя… а мальчики могут прямо вставлять…
Да как же они вставят, когда им ещё самим лет по пять-шесть!
Не волнуйся: вставили. Я сама не знаю как, но помню это ощущение — горячий, жгучий кусок плоти входит прямо в тебя, внутрь… Правда особо не трахали — в смысле не было сильных телодвижений, толчков, криков и экстазов… Помню, первая Ленка — горячий мокрый лобок трётся прямо там, так и напирает… потом другие… Потом Машку поставили, а мы все её того… Потом Ленку, потом мальчиков…
Что же они тоже друг другу всовывали?!
А ты как думала! Они же сразу согласились. И мы тоже тёрлись об их попки.
Ну и кошмар. Мне кажется, Ксю, что ты приукрашиваешь…
То есть вру, ты хочешь сказать. Мне нет интереса тебя убеждать. О таких вещах вообще…
Я понимаю, Ксю, но…
Чем тебе доказать? — ты не веришь, что я могу засунуть 5.6? Сейчас я принесу этот флакон…
Причём здесь это?
В диаметре, дочка, 5, 6! Никаких конусов. Шесть уже не получится никак, 5 и 7 не получится, а 5 и 6, хоть и с очень большим трудом, влезет! Человеческие возможности безграничны, главное — тренировка, работа над собой… самосовершенствование, саморасширение!..
Светка ёрзала на стуле, ища удобное положение, сжимала мышцы живота — даже морщилась, на секунду делая кислое лицо, — делая беззвучными причинённые искусственным вмешательством телесные процессы.
— Знаешь, Ксю…
Знаю! Пошла куда подальше!
Ксю, я хочу…
Пошла на хуй, вон отсюда. Убирайся на хуй отсюда, иначе убью, блядь, или выебу, падаль! Ёбаный психолог, девочка-мажор! Наркоманка хуева несчастная!
Ксю, мне очень жаль…
А мне — ни капли, и всем расскажу, как Светочка Кутихина, отличница расфуфыренная, свою жопу подставляла, половинки раздирала! Обосралась вся, аж в чужих трусах ушла! За один удар бляшкой сосаться кидалась, в любви прзнавалась, слюнявилась…
Мне очень стыдно, Ксения, но я не могу пока уйти.
Ах вот мы как заговорили! Что ты подумала, а? Самоубийство, да?!
Нет…
Да! Иди, иди.
Ну и пойду. Ладно, Ксю, надо правда идти…
Не уходи!
Она бросилась на колени, обнимая ноги подруги.
Ну, Ксюх, ну хватит… Хватит всей этой комедии… Мне надо домой… Если ты… будешь говорить об этом… то, что вчера… я… я… так не могу, не буду вообще с тобой… общаться…
Может ты хочешь сказать: трахаться, а?! «Общаться» — блядь, что за слово?!!
Извини, Ксю, я пойду… Я думаю, тебе… впрочем, как хочешь… Мне жаль, пока.
А мне как быть?! Как же мне-то?! В рот! Я хуею, я совсем охуею, Светка, блядь!
Ну, не знаю… Держись… Найди себе какого-нибудь извращенца, партнёра… или партнёршу… Тебе вообще чего надо?.. А, знаю, извини… Как-нибудь пересиль себя, завяжи…
?!? — Хватается пальцами за глаза, тискает, трёт их, закрывая ладонями перекошенное гримасой лицо.
…Я не в том смысле! Просто…
Иди, мне пора в ванную, а то мамаша щас придёт. Новый рекорд, каких ещё не видел мир!
Светка обувалась, нагнувшись, Ксю шлёпнула её по заду — как и вчера, как будто ничего и не было!..
Может всё же тебе тоже?
Дай мне слово. — Уже открывает дверь.
Да не буду я, дурочка.
Я в тебя верю. Поверь, в мире есть вещи и получше…
И побольше! — и мне не терпится их заполучить…
Она ушла.
Ксю распахнула дверь — уходит по коридору — хотелось её вернуть, снова сделать с ней…
Только к обеду мы выбрались из квартиры, была самая страшная жара, я шёл в библиотеку переделывать реферат и писать дипломную работу. О.Ф. шёл за мной в надежде выпить пива за мой счёт. Последнего от всей квартплаты осталось почти ничего, и хотя бы это последнее я не очень хотел тратить на выпивку. Вернее, безумно хотел, но скреплял себя силой воли, которую профессионально подтачивал О. Фролов — он ныл, проклинал всё на свете, всё и всех в Тамбове и лично меня. Он уже утром выудил опять денег из моих штанов и сходил купил себе бинт — благо, что он действительно стоит копейки. А рука у него, естественно, болит — говорит: возьми порежь себе прямо совсем чуть-чуть, хоть только самую кожу, тогда поймёшь сие особенное ощущение назойливой, ноющей, режущей боли.
Только мы вышли из-за угла дома, как налетел отвратительный ветер с пылью (кажется, в последние несколько лет целые ураганы из песка и пыли вошли в привычку горожан как тот же тополиный пух, который, кстати, тоже тут как тут). Хоть я был в очках (типа кота Базилио), мне в глаза попал песок, я остановился, снял «слепыши» и стал говорить много и долго о том, что такое жара, пыль, ветер и песок, и тополиный йух, и похмелье, и институд, и реферут, и дипломник, и О. Фролов-ренегат. Песок скрипел у меня на зубах, я плевался, а О. Фролов, подтянувший меня за рукав к откуда-то возникшей прямо у нашего дома пивной точке, резюмировал: «Реальность говно: давай обожрёмся!». Я чуть запнулся, поколебался в своей устойчивости (а не взять ли небольшую трёхлитровенькую баночку холодненькую — и домой!!), но вырвался и, нагнув голову, как бы против ветра и прочих стихий, зашагал дальше, отговариваясь на ходу: «Надо диплом писать, уж все сдали, а я только начал… И в кеглях пиво я никогда не поощрял».
Алёша, Цезарь, ты гениален, — дай мне на «Жигулёвочку», в Лётке ведь давал… — Этот тезис он повторял во всяческих модификациях до самого рынка, при этом тянул меня за рукав, забегал наперёд, пресмыкаясь и демонстрируя какие-то бумажки из карманов в качестве набросков гениальных его будущих стихотворений и прочих творений, которые он мне продаст за 3. 60, хотя вообще-то они стоят значительно больше… сотни и тысячи долларов… это раритеты… им место в Библиотеке Конгресса… фолдер такой-то, лист такой-то…
Не хочешь идти в библиотеку, иди домой, что ты вообще увязался! Не один я, оказывается, поражён мегаломанией!
(Я знал уже, что после отдачи средств на «Приму» или на пиво эпитеты «Цезарь», «гениален» и т. п. с фатальной быстротой сменятся на «мудок», «бирюковский подсозок», «председательский сынок», «Лёня «Орешки» Шепелявый», «Алёха», «Алёша с посевной» и даже и более витиеватые, если много ещё осталось «Примы».)
Тебе ведь тоже надо писать, черепная система!
Алёша, Алёшенька, сынок… то есть отец, Цезарь Гай Юлий, наследник Империи, дуче, команданте, Единоличный Лидер «ОЗ», Величайший Стилист Вокала, Гений Филфака и Всего Мира, я веду, веду научную — тот раз писал, целый день парился на четвёртом этаже, как дурильня, Эткинда листов на 10 переписал, а там всё жесточайше: нарраторами всякими пересыпано… ой-йой-ой! Я этого не выдержу, Олёша!.. — он даже подпрыгивал предо мною, потрясая папкой.