— Спасибо, вы меня здорово обнадежили, — попытался иронизировать Стас.
— Да, большой город — это нечто особенное. Он как магнит притягивает к себе людей отовсюду, молчаливо обещает им успех, достаток, удовольствия, дарит надежду. Просто так, одним своим существованием. И люди идут. Идут сотнями, тысячами. Но успех — такая штука, что на всех его не хватает. И там, за стеной, никто не горит желанием делиться своим успехом с каждым вновь прибывшим.
— А зачем же тогда вообще нужен весь этот цирк с собеседованием?
— Это вовсе не цирк. С чего вы взяли? Город принимает только тех, в ком нуждается. Строители, механики, слесари, повара, врачи и особенно инженеры — вот те, кому за стеной всегда будут рады. А силы для охраны правопорядка муромское руководство предпочитает набирать из своих, из проверенных людей.
— Фигня какая. Ну так я недельку здесь перекантуюсь, чтобы память обо мне на проходной слегка подзатерлась, заодно бородку отпущу, а потом приду и скажу: «Здравствуйте! Не нужен ли вам и вашему прекрасному городу высококвалифицированный инженер?» Вуаля — и я уже за стеной?
— Нет-нет. Не все так просто, молодой человек, — захихикал Валентин. — То есть за стену вас, конечно, пропустят, но не просто так, а с направлением на определенный объект. Понимаете? Людей город набирает для абсолютно конкретных целей. То есть: «Вы инженер? Милости просим на рубероидный завод, в цех номер три». Ясно?
— Ну, более или менее…
— В таком случае разрешите поинтересоваться, а чем вы будете заниматься в цехе номер три? Вот приведут вас туда — а приведут обязательно под конвоем — и скажут: «Станислав, смонтируй-ка нам печь, поруководи процессом». И что тогда?
— Сложно сказать, так сходу…
— Сложно? Я бы вам от чистого сердца посоветовал сказать правду. Мол, так и так, обманул, никакой я не инженер. В этом случае сможете отделаться малой кровью — выдворением за стену с «волчьим билетом».
— А если не признаюсь? — поинтересовался Стас на всякий случай, хотя мысль о подобной афере уже отпала. — Возьмусь за работу, и будь что будет. Авось прокатит?
— Тогда, Станислав, вы будите иметь все шансы испытать своей шеей на прочность веревку местной виселицы за саботаж. А потом ваше тело снимут, отвезут в крематорий по соседству, сожгут, а золой удобрят окультуренные газончики перед мэрией. Вот так.
— И что, значит, для меня путь в город закрыт окончательно и бесповоротно?
— Ну, зачем же столь пессимистично? — снова расплылся в улыбке Валентин. — Есть еще один способ. В город пускают по приглашению.
— Я в Муроме никого не знаю.
— Зато я знаю, — промурлыкал Валентин, и улыбка на его благополучной мордочке стала еще шире.
— Можете помочь? — спросил Стас, но и сам уже понял, что Валя не просто может помочь, а прямо-таки горит желанием оказать услугу.
Жизненный же опыт подсказывал ему, что в подобных случаях услуги бывают только взаимными.
— Да, пожалуй, могу, но… — Валентин выдержал театральную паузу. — Мне от вас тоже требуется небольшая помощь. Совсем небольшая. Да это и помощью-то назвать трудно, так — пустячок.
— Я слушаю, — ответил Стас, и вспомнил слова Максима: «Он нормальный мужик, не пидор». Сейчас ему очень хотелось в это верить.
— Нужно передать деньги одному человеку, — начал Валентин, и на душе у Стаса полегчало. — Я, конечно, и сам бы мог, но в последнее время что-то дел много навалилось, кручусь, как белка в колесе. Выручите?
— О какой сумме идет речь?
— Сорок серебряных.
— И не боитесь отдавать такие деньги человеку, с которым только вчера познакомились?
— Ну что вы, Станислав! Я мало знаком с вами, но очень хорошо знаком с Максимом. Он не заведет дружбу с недостойным человеком.
— А кому деньги передать нужно?
— О! Это весьма уважаемый мужчина — Прокофьев Александр Дмитриевич — весьма уважаемый! Он проживает недалеко от улицы Жданова. Это, как выйдете из гостиницы, так сразу вдоль стены налево, метров шестьсот-семьсот. Там еще развалины старого универмага будут, — Валентин взял карандаш, листок бумаги и начал рисовать план. — Железобетонный каркас трехэтажного здания. Так вот, немного не доходя до него нужно свернуть налево и идти метров сто пятьдесят прямо. Там увидите двухэтажный дом, кирпичный, в очень хорошем состоянии, его трудно не заметить. У ворот, скорее всего, будет охрана. Скажите им, что пришли от Вали Бережного с обещанным. Они и проведут Вас к Александру Дмитриевичу. Отдадите ему деньги, возьмете квитанцию…
— Квитанцию? — удивился Стас.
— Да. Знаете, память человеческая — штука весьма ненадежная, а бумага всегда всех рассудит. Вот. Возьмете, значит, квитанцию и вернетесь сюда. А я пока похлопочу о приглашении. Идет?
— Идет.
Дождь разошелся не на шутку, и островки растрескавшегося асфальта улицы Жданова стремительно погружались под мутную воду, смешанную с глиной. Шагать приходилось практически на ощупь, и пару раз Стас, промахнувшись мимо очередного асфальтового архипелага, черпанул ботинком из лужи. Внутри хлюпало. Было мокро, мерзко и холодно. Стена завернула направо, и признаков жизни вокруг резко поубавилось. Вдоль дороги, превратившейся в поток жидкой грязи, тянулись унылые серые развалины пятиэтажек, некоторые наполовину разобранные, другие просто рассыпавшиеся от времени и хронического отсутствия ремонта. Обвалившийся фасад одного из зданий лежал на дороге грудой битого кирпича и штукатурки. Сгнившие оконные рамы, куски железобетонных плит и осколки шифера словно убогие надгробия торчали из этой могилы прошлого.
Кривые деревья с изуродованными опухолью стволами скорбно гнулись к земле, храня в памяти гнев смертоносного солнца первых послевоенных лет. Могучие корни-змеи вспарывали остатки асфальта на многие метры вокруг. Некоторые из этих деревянных чудовищ были спилены, и теперь лишь черные трухлявые пни вздымались из-под земли, давая приют червям и мокрицам.
Один мертвый дом сменялся следующим, а руины большого трехэтажного здания, бывшего когда-то универмагом, в поле зрения все не попадались. Стас шел, уже совершенно не обращая внимания на лужи. Ботинки промокли окончательно, и переживать было больше не о чем.
Пятиэтажки закончились, на смену им справа от дороги пришли длинные двухэтажные здания, напоминающие бараки, а слева раскинулся пустырь, заваленный строительным мусором. Дома эти, судя по всему, были жилыми. Из некоторых окон, забитых фанерой и протыканных паклей, торчали на улицу трубы, источавшие слабенький сизый дымок. Крыши домов кое-где прохудились, а где-то и вовсе обвалились, похоронив под собою верхние этажи. В кирпичных стенах зияли огромные трещины, кое-как законопаченные тряпьем и стекловатой.
В одном из полуразвалившихся зданий послышались звуки, отдаленно напоминающие пение. Стас прислушался. Чей-то осипший пропитой голос выводил «Катюшу». Хлопнула дверь подъезда, и на улицу выкатилось горланящее тело. Состояние тела, чей пол определить не представлялось возможным, было удручающим и абсолютно невменяемым. Сделав несколько решительных, но крайне несбалансированных шагов, тело потеряло равновесие и со всего размаха бухнулось в лужу. Пение ненадолго оборвалось, сменившись бульканьем пузырей грязи вокруг головы упавшего. Однако стоило телу немного приподняться и высвободить лицо из глиняного болотца, как пение возобновилось с новой силой.
— Ту-у-маны над рекой. Вы-хо-ди-ила на берег Катю-юша, на высо-окий…
И тут тело остановилось. Оно замерло, замолчало и тупо уставилось на Стаса. Сидя в луже, ногами и лицом в сторону дороги, тело лишь поворачивало голову, а красные, воспаленные глаза на покрытом грязью лице все так же тупо таращились.
Стас почувствовал себя как-то неловко. Холодок пробежал по спине. Тело в луже начало медленно-медленно поднимать руку с вытянутым указательным пальцем. Стас расстегнул плащ и вытащил наружу автомат — так, на всякий случай. Указующий перст все поднимался словно ствол пистолета, целя в его сторону. Липкая маска из грязи лопнула, и на сплошном коричневом овале с двумя точками красных глаз образовался черный провал рта.