— Это во время спарринга.
Тори вздернула брови и понимающе кивнула. Её машинка словно жалила руку, немного пекло и саднило. Мне нравилось это ощущение. Боль была легкой и приятной.
— Как продвигается подготовка?
— Медленно, но верно, — помедлив, я почему-то добавила: — Как и я опускаюсь ко дну таблицы.
Тори вновь понимающе кивнула. Она не спрашивала, но я продолжила. Конечно, незнакомая мастер была не лучшим слушателем для исповеди, но я почувствовала, что именно ей, Тори, я могу легко открыться.
— Стартовала хорошо, а потом провал за провалом. Я на грани того, чтобы скатиться в красную часть.
Взгляд раскосых глаз вперился мне в лицо, руки в черных перчатках замерли.
— Будь осторожна. Оказавшись в первой десятке, будь на чеку.
— Почему?
— Потому что врожденные Бесстрашные не любят, когда в лидеры вырывается пройдоха.
— Откуда вы знаете? .. — задохнулась я.
— Что ты перешедшая? — Она хмыкнула. — Это видно. Прежняя фракция?
— Эрудиция.
— Вот и славно. Используй данный тебе ум. Если снова попадешь наверх таблицы, не расслабляйся. И ни на кого не рассчитывай. Здесь все сами за себя, как и везде. Только тут опаснее.
Она быстро оглянулась, словно ее совет был против правил.
— И на Эрика не рассчитывай. Он закрывает глаза на стычки новичков, считает это необходимой частью подготовки. И на сторону жертвы никогда не становится. А инструкторы не всегда будут рядом.
Я смотрела на неё, чувствуя, как во мне поднимается тревога. Я старалась ни с кем не враждовать, и если верну себе прежнее место, я не готова защищаться. Вчерашний спарринг с Молчуном это доказал.
— В первый день один парень… — я сбилась и прокашлялась, вдруг прижатая к креслу паникой.
— Да, я слышала. Упал замертво во время забега.
— Вы думаете..?
— Нет, боюсь, это несчастный случай, — она покачала головой и снова оглянулась. — Но скоро начнется бой не на жизнь. Конкуренция за хорошие места высока. Могут не только покалечить, но и убить, случайно или намерено.
Она придвинулась ближе ко мне и прошептала:
— Чаще всего намерено.
И мы замолчали. Оставшуюся часть татуировки она доделывала, не произнеся ни слова, и не поднимая на меня взгляд.
Я тоже заговорила лишь в самом конце.
В какой-то момент пришли заметно подвыпившие и громкие Тимоти, Дарра и Рут, нависали над нами, расспрашивали и гоготали, а потом, к счастью, ушли.
Заметно опустел бар, и свет над несколькими креслами, кроме тех, где работали над татуировкой мастера, погасили.
Наступила глубокая ночь, когда Тори протерла всю руку, пылающую от необычной боли, каким-то раствором и сняла перчатки.
— Готово. Вот, два дня помажешь этим. Если будет плохо заживать, обратись в лазарет. Но, думаю, проблем не будет.
Я взяла протянутую округлую металлическую баночку.
— Спасибо.
Я сползла с кресла, чувствуя неприятное покалывание в затекших ногах.
— И, Тори, — нагнувшись через стул обратно, я зашептала: — Спасибо вам за совет.
Она коротко кивнула и ушла, оставив меня наедине с новой особенностью моего тела и новыми острыми мыслями.
Теперь все те, с кем мы весело хохотали в спальне по вечерам, вдруг превратились в потенциальных врагов.
Даже Дарра?
========== Глава 9. Крыша. ==========
Что-то изменилось. Я ощущала, что в голове произошла перестановка. После ночной тренировки на том месте, где прежде лишь была груда страха и нелепого желания во что бы то ни стало противиться, появилось подобие благодарности к Эрику. И теперь слова Тори метались внутри меня, то и дело натыкаясь на это неожиданное позитивное впечатление от Лидера.
Мысленно я отчаянно протестовала против собственных чувств, но подсознательно отрицала сказанное Тори. Я придумала себе нечто хорошее в Эрике, отчаянно хотела в это верить, и позволить суровой правде растоптать нелепый всплеск эмоций не могла. Хотела, но бешено колотящееся сердце не поддавалось.
Нерационально, неоправданно. Я злилась на себя, ковырялась в себе, и чем старательнее пыталась выковырять, словно занозу, эту нелепую благодарность, тем прочнее она устраивалась в моем мнении об Эрике.
Всю неделю на тренировках по стрельбе я выглядывала его, ждала, чтобы он пришел. Бродила по территории в надежде случайно с ним встретиться. Я словно нуждалась в этом, чтобы подтвердилось одно из двух мнений. Либо Эрик — бессердечная тварь. И точка. Либо при всей его вспыльчивости и жестокости ему не чуждо ничто человеческое. И баста.
Казалось, стоит мне его увидеть, воспользоваться малейшим шансом заговорить с ним, нарваться на привычное обзывание тупой, как всё встанет на свои места. Но этого не случилось. Эрик словно под землю провалился.
В четверг рядом с этим ураганом возникло еще два смерча. Мысли о родителях навалились на меня внезапно, словно гром среди ясного неба, во время обеда. И оставшуюся половину дня я не могла отделаться от невообразимой смеси холодной тревоги перед предстоящей встречей и теплого обволакивающего чувства ностальгии.
Вечером после патрулирования ко мне пришел Кинан, и мы отправились на прогулку по городу. Разговор удивительным образом складывался, брат не напоминал мне об Эрике, и хоть моя голова была забита мыслями о нем и о том, куда он мог деться, я тоже не заводила об этом разговор.
Мы примостились на крыше одного из разрушенных зданий, откуда открывался красивый вид на окраину Чикаго, пустошь перед стеной и саму стену. Половина луны, синяя и холодная, нависала над ограждением.
В ее ярком свете Кинан тщательно рассмотрел мою татуировку, поворачивая мою руку.
— Красивая, — кратко оценил он. — Что означает?
Я уставилась на него, оглушенная нелепостью вопроса и отсутствием ответа на него.
— Ну… Тори, мастер, говорила, что тут, — я указала пальцем на два символа, не в состоянии вспомнить их названия. — И тут изображены древние амулеты. Они служили оберегами в древних верованиях.
Кинан смотрел на меня с усмешкой, и, казалось, сейчас рассмеется над моим сбивчивым объяснением. Его глаза мерцали, рыжие кудри шевелились на ветру.
— Она просто мне понравилась, — сдалась я. — Ладно?
— Идет, — кивнул брат и рассмеялся.
Какое-то время мы молчали, и эта тишина оказалась на удивление уютной. Такой, как обычно бывала в компании брата. Он всегда любил крыши, интересные точки обзора. И любил смотреть не на Чикаго, а на стену. Что-то в ней или за ней его манило.
— Кинан.
— Мм?
— Какой была твоя первая неделя в Бесстрашии?
Он отвлекся от мечтательного рассматривания пустоши и посмотрел на меня. Я ожидала увидеть привычное надменное выражение лица «я старший брат, я Бесстрашный, не лезь со своими глупыми вопросами, мелочь», которое появлялось каждый раз, когда я задавала подобные вопросы. Но этой ночью Кинан улыбнулся.
— Провальной.
Я уставилась на него во все глаза. Уж чего-чего, а такого я от старшего брата не ожидала. Ужасной, сложной, невыносимой – да, к таким ответам я была готова. Но не к «провальной».
— Да, — он смущенно хохотнул. — Я едва не вылетел. Честно говоря, я был в шаге от провала все 10 недель.
Он сплюнул.
— Собственно, Эд, именно поэтому я сейчас патрулирую улицы — не лучший старт для Бесстрашного. Да, я командир взвода, но… честно говоря, Эд, приглядывать за изгоями… Ну…
И он замолк, на его лице серой маской отбилась тоска.
К такой его откровенности я оказалась не готова, так что запала неловкая пауза. Я не знала, чем её заполнить. Мне казалось, что я непременно должна что-то сказать, как-то его поддержать, но на ум ничего не приходило. В голове вдруг стало удивительно пусто и тихо.
— А мне страшно, — вдруг выпалила я и закусила нижнюю губу.
Кинан покосился на меня.
— Да, — собравшись с духом, я кивнула. Вечер откровений, так вечер откровений. — Боюсь, что что-то не так.
— Тебе сложно?
— Нет. То есть, да, но не так, как я ожидала…