В голове воспалились самые нездоровые мысли, они смешивались в коктейль бреда, и из-за их шума я почти не могла пробиться к контролю над собой.
Меня охватил панический страх перед встречей с родными. Я не могла перестать нервно одергивать рукава, силясь натянуть их до пальцев. Испуг перед тем, что скажут родители о татуировке и вообще о моем переходе в эту фракцию, достиг апогея в обед, и мне захотелось прямиком из столовой броситься наутек, чтобы только не попадаться маме и папе на глаза. При самом лишь возникновении образа матери меня наполнял нерациональный испуг. И в голове эхом отдавалась нестройная песенка: «это ты виноватааа…»
Когда настало время отправляться в Яму, я поняла, что не в состоянии идти. Скрутившись на кровати, я бездумно перелистывала книгу и, казалось, эти механические переворачивания страниц хоть немного, но успокаивали.
С радостным смехом Рут восторженно умчалась вслед за большинством новичков. Я осталась на месте. Через кровать от меня собирался Дарра.
— Так и будешь сидеть тут? — он с недоумением приподнял брови, и на лбу под черными кучеряшками запали неглубокие складки. — Даже я иду.
Я отвела взгляд и снова посмотрела в книгу. Дарра виделся с родней довольно часто, иногда он даже уходил ночевать домой, хотя правила, — которые в этом отношении строго не соблюдались, — это запрещали.
— Эд?
Я услышала, как скрипнула пружина в его кровати. Он встал и, бесцеремонно перетупив через кровать Рут, подошел ко мне.
— Эд, не глупи. Пойдем!
И, оторвав мою руку от книги, он потянул. Я поддалась.
В Яме, освобожденной специально для встречи новичков с родителями, было непривычно малолюдно. Мы стояли сверху, разглядывая радостные моменты семейных воссоединений. Я как раз мысленно подсчитала, что внизу около ста человек, удивилась тому, как мало места они занимают, и поразилась тому, насколько огромна Яма, когда мой взгляд зацепился за медленно движущийся огненный шар.
Это была она. Узкая темно-синяя юбка и строгий пиджак. Кокетливо завитые ярко-рыжие волосы, гордо вздернутый острый подбородок. Рядом стоял он: пиджак повис на руке, верхняя пуговица рубашки расстегнута, рукава небрежно закатаны, руки в карманах темно-синих брюк. Они выглядели совершенно по-разному: собранность и расслабленность, —, но очень гармонично.
Тяжесть всех мыслей свалилась с плеч, и я, ведомая всплеском радости и теплой любви, стремительно сбежала по лестнице.
— Мам! Пап!
На мой крик обернулось несколько человек, но я не видела их. Я смотрела на маму. Ее узкое бледное лицо еще мгновение сохраняло строгое выражение, а затем озарилось широкой улыбкой.
Четыре руки заключили меня сразу в двух объятиях, я была буквально зажата между родителями и, не помня себя от счастья, вдыхала родной запах дома. А потом рядом с нами послышалось веселое:
— Отлично! Все О`Лири в сборе! Время отрываться!
Обнявшись все вместе и по очереди друг с другом, расцеловав каждого в щеки, наперебой произнося слова приветствия и радости, мы, ведомые Кинаном, отправились в ближайший уголок, где можно было присесть за столиком и выпить.
Уходя вслед за семьей — мама крепко сжимала мою ладонь — из Ямы, я оглянулась. Наверху, упершись руками в поручень, стоял Эрик. Он смотрел вниз, и, хоть находился далеко, я была уверенна, что Лидер смотрел на меня. Три рыжие головы, слившиеся в одно пятно, были слишком заметны. Вид стоявшего на высоте Эрика, и голос матери, расспрашивающей Кинана о чем-то, разбудили во мне неприятные воспоминания. Но чувствовалось это легким прикосновением, невесомым щекотанием нервов. Сейчас, рядом с семьей, мне вовсе не было страшно. Мне было спокойно.
========== Глава 12. Выбывание. ==========
К концу первого этапа я взобралась в таблице подальше от зловещей красной черты. Первые три недели подготовки закончились для меня одиннадцатым местом. Я оказалась в шаге от десятки лучших, но этот результат меня удовлетворил. Совет Тори о соперничестве, первое время отказывающий приживаться, всё же врос в мое подсознание, и я была рада, что не попала в группу риска. Первые десять мест разделили между собой девять врожденных Бесстрашных и Тимоти. Дарра бессменно лидировал, показывая удивительные результаты. Тимоти — его имя значилось напротив цифры семь — поразил всех легкостью обращения с оружием и неизменно точными попаданиями в цель.
Рут оказалась на семнадцатом и не скрывала своей безумной радости по этому поводу.
— Серьезно! — весело восклицала она, подпрыгивая на ходу. — Думала, к третьей неделе вылечу, но удержалась в двадцатке. Нет, ну можете себе представить?!
В поднесенном настроении мы шли обратно в спальню, чтобы переодеться и пойти отметить первый успех. Дарра строил несбыточные мечты насчет того, что в обозримом будущем станет Лидером, но на ближайший вечер планировал превратиться в алкоголика. Рут всё не переставала восхищаться меткостью Тимоти, он скромно улыбался и, поглощенный радостью, забыл заикаться. Мы шли, напрочь забыв о трех несчастных из красного сектора таблицы, но стоило нам подойти к ступенькам, ведущим в «бункер», как мы называли спальню, лишенную окон, как на нас навалилась вся тяжесть участи аутсайдеров.
Первым мы увидели Эрика. Он стоял на лестнице, упершись руками в поручни, как делал это всегда, и следил за тем, как двое Бесстрашных подгоняли вылетевших. Те, напуганные и не до конца поверившие в то, что их ждет, бесцельно бродили по помещению, то хватая какие-то вещи, то возвращая на место.
Услышав наши шаги, Эрик оглянулся через плечо.
— А, Рыжая, — ухмыльнулся он. — Смотри. После следующего зачета ты будешь собираться на выход так же.
Я закатила глаза и зашагала дальше, словно всегда была близка к десятке лидеров и никогда не оказывалась в шаге от красной черты.
— И братец не поможет, Рыжая! — крикнул он мне вслед, и я едва сдержалась, чтобы не показать ему средний палец.
Мы не общались близко ни с кем из вылетевших, но почти за месяц проживания в одних стенах и совместных занятий были знакомы с каждым. Видеть их пустые бледные лица с большими напуганными глазами мне было не по силам, но отвести взгляд я не могла. В какой-то момент Рут, не выдержав, расплакалась, уткнувшись лицом в грудь Дарры. Он стоял с непроникновенным лицом, его глаза не двигались, но на щеках играли желваки.
— Э-э-это н-невыносимо, — заговорил Тимоти. Вся краска бурной радости и энергии сошла с его лица. В синеватом освещении его кожа казалась мертвой. — И не-не-неправильно. Н-ни одна ф-ф-фракция н-не выгоняет н-новичков.
— В Бесстрашии раньше тоже не выгоняли, — сообщил Дарра. — Ввели это правило всего несколько лет назад.
— Небось, Эрик придумал, — хмыкнула я, поднимая глаза на его черную фигуру, нависшую над спальней, словно падальщик над уже умирающей жертвой. Словно змея, замер перед броском. Змея… Змея под кожей и черные насквозь глаза, и это шипение, такое тихое и опасное.
— Нет, — голос Дарры вырвал меня из черной пропасти, в которую я свалилась, не сопротивляясь. — Он ещё не был Лидером.
Мы ещё немного постояли, молча наблюдая за тем, как провалившихся выводили из спальни. Все собравшиеся здесь, словно по команде, замолкли и замерли, так что запала полная тишина, нарушаемая лишь капающей водой из крана.
Эрик подождал, пока небольшая делегация пройдет мимо него, а затем оторвал руки от перил и, отсалютировав мне, отведя два пальца ото лба, развернулся и взбежал по лестнице.
Что это значило? «Я приду за тобой так же после следующего зачета»?
Несомненно.
— Есть предложение сильно нажраться, — сдавленно, всхлипывая, сказала Рут.
Возражений не было.
Мы отправились в бар, в котором ещё днем я сидела с братом и родителями. Я предложила его ребятам, потому что Кинан говорил, что там подают лучшие коктейли.
Не считая двух глотков пива все эти коктейли были для меня первым опытом в алкоголе, а потому об их качестве ничего сказать не могу, кроме того, что нажраться ими мне удалось.