Пораженная его резким превращением из угнетенного дружелюбного тихони в свирепого бойца, я пропустила его выпад и оказалась на полу. Он быстро присел сверху, намереваясь прижать к моей шее нож, тем самым вынося мне смертельный вердикт, но я выскользнула и спохватилась на ноги.
Я не обязана проигрывать из жалости, из чувства вины, из бессилия изменить сложившуюся ситуацию. Во мне вдруг вспыхнула ярость, и я с остервенением ринулась в бой. Тимоти прыгнул навстречу, и мы едва не столкнулись лоб в лоб, но в последнее мгновенье я оттолкнула его руку, нацелившуюся ножом мне в живот.
Он отступил и снова шагнул, замахиваясь сверху. Я рефлекторно ухватила кисть Тимоти, вывернула руку, чувствуя, как сталь обожгла холодом неприкрытое тканью предплечье. На черных узорах татуировки проступили крупицы красной крови. Взбешенная их видом, я крутнулась всем телом, подсекая ногой Тимоти и впечатывая локоть в его лицо.
Он рухнул, нож выскользнул из его пальцев и со звоном свалился на пол рядом с рингом.
— Кровь! — пискнула Рут, и краем глаза я заметила, как она опасливо наклонилась над ножом. — На нем кровь!
Это оказалось своеобразной командой моему телу. Адреналин разом отступил, и вместо пульсирующей энергии в напряженных мышцах я почувствовала тупую саднящую боль в локте, печение на предплечье и невыносимо острый укол сбоку. Каким-то образом Тимоти полоснул меня по ребрам, и вся боль этого ранения возникла из ниоткуда и стала стремительно усиливаться с каждым вдохом.
Я оглянулась. Все — включая Тимоти на полу, Четверку и Эрика — уставились на меня. Нет, решительно приказала я себе. Нет, нет, не подавай виду.
— Лишь царапина, — безразлично бросила я, пожимая плечами, и ступила вниз.
Прыжок с ринга отозвался невыносимым приступом боли, и я сдержалась, чтобы не согнуться и не вскрикнуть, но не успела остановить руку, рефлекторно прижавшуюся к боку.
— Эд?
Я оглянулась. Тимоти стоял на краю ринга на коленях и взволнованно рассматривал меня.
— Всё в порядке, — я улыбнулась ему, отчетливо понимая, как нелепо и натянуто это выглядело.
— Покажи.
Эрик остановился передо мной. Его стальные глаза не потеряли своего надменного выражения, лицо сохраняло непроницаемую суровость, но он был взволнован, — опешил, испугался — я точно это знала. По его вине во время тренировки поранился новичок. И это после того, как им — наверняка, иначе не могло быть — строго настрого приказали беречь нас во избежание повторения случаев с Рэндоном и Тимоти.
Эрик подставился. И я бы хотела ему отомстить. Но не так, не проявляя слабость.
Я снова натянуто улыбнулась.
— Просто небольшой порез, ничего серьезного.
Он скривил губы и резким рывком отнял мою руку от ребер. Ладонь и пальцы оказались перепачканными кровью, в рану больно ударил свежий воздух. Я не видела пореза, не понимала, насколько он серьезный, где именно находится, но реакция Эрика меня немного успокоила. Он не отправил меня в лазарет, как сделал это после нокаута от Молчуна. Он снова скривил губы и фыркнул:
— Переживешь.
========== Глава 12. Марш-бросок. ==========
Остаток среды и весь четверг я почти не вспоминала о порезах на руке и ребрах. К вечеру четверга то, что отдавалось болью лишь во время силовых тренировок, стало болеть постоянно. Небольшой порез на руке быстро взялся коркой и почти не беспокоил, а вот рана на боку стала сильно чесаться. В душе я рассмотрела, что вокруг тонкой линии пореза набухает покрасневшая кожа. От этого воспаления края раны стали раздвигаться, — вместо срастись, — и в образовавшейся дыре я видела темную вязкую смесь крови и нагноений. Желтоватой жидкостью оттуда сочилась сукровица.
Мои самостоятельные попытки прочистить рану и наложить повязку казались — в процессе — весьма удачными, но утро пятницы началось с озноба и боли, охватившей всю левую сторону туловища.
После недолгого тревожного сна я проснулась вся в поту задолго до всеобщего подъема. Забившись в дальний угол душевой, я дрожащими руками отвернула футболку и повязку. Рана выглядела ужасно: на воспалившихся краях проступили большие ярко-красные пятна, противной желтой слизью блестел гной. Болело не только снаружи, но и глубоко внутрь.
Зажав во рту край футболки вместо кляпа, дрожащими руками я принялась заново очищать рану, не жалея антисептических средств. Вокруг меня на грязном кафельном полу растекалось пятно, в нем грудой валялись грязные куски ваты и бинта.
Мне нужно было к врачу, и то очень срочно. Инфекция распространилась из небольшого пореза, я чувствовала ее во всем теле и в голове, я чувствовала, как от нее слабели и ныли мышцы. Но в пятницу потыкаться в лазарет было поздно. Мне нужно было это сделать еще вчера или в среду, сразу после спарринга. Тогда ситуация была намного проще и мне практически не потребовалось бы лечения. Сейчас же меня напичкают антибиотиками и уложат на больничную койку.
Я на такое согласиться не могла. Сегодня в обед начинался пеший пятнадцатикилометровый марш-бросок, завершающий второй этап подготовки. Ткнись я к доктору, на моем месте в первой пятерке можно было поставить крест. Или и вовсе на существовании в Бесстрашии. Кто знает, за неучастие в зачете меня запросто могут выгнать.
Так что, перевязав рану потуже, я отправилась на завтрак, — хотя аппетита не было, и я лишь ковырялась ложкой в тарелке —, а затем вместе со всеми направилась в тренажерный зал, где Четверка провел нам инструктаж, и мы принялись готовить снаряжение.
— Выглядишь ты неважно, — сообщил мне Дарра, когда мы выстроились у столов, собирая и заряжая автоматы.
— Спасибо, — хохотнула я, сдерживая себя, чтобы не сморщиться.
— Я серьезно, — он отложил автомат на стол и, наклонившись вперед, заглянул мне в глаза. — Мне кажется, тебе не стоит идти с нами. Ты выглядишь больной.
— У меня нет выбора, — пожала я плечами, силясь придать своему лицу и голосу безразличие.
Я и сама понимала, что марш-бросок будет стоить мне многого. И чувствовала себя куда хуже, чем выглядела. Я понимала, что Дарра прав, но согласиться с ним не могла. Пропустить финальный зачет второго этапа — непозволительная роскошь для меня.
— У тебя есть выбор, — не унимался Дарра. — И выбор этот сейчас между здоровьем и местом в таблице.
Я молча покачала головой, показывая всем своим видом, что разговор исчерпан, и меня не переубедить. Рут, подоспевшая на помощь, прибегла к крайним мерам.
— А что, если ты не переживешь поход?
— Что за глупости! — вскрикнула я, и на нас обернулось несколько новичков и Четверка. – Рут, не ерунди. У меня лишь небольшая царапина, а не смертельное ранение.
О том, что инфекция и тяжелая нагрузка и впрямь могут меня убить, я старалась не думать. Убравшись от друзей подальше, я закончила подготовку — затягивание ремней набедренной кобуры и взваливание рюкзака на спину мне дались с большим трудом и адской болью — и направилась к месту старта.
Дарра и Рут не оставляли попыток остановить меня. Я видела, как они пытались уговорить Тимоти подойти ко мне, но он лишь боязливо косился в мою сторону и выполнять их просьбу не стал. Затем они подошли к Четверке и долго ему что-то объясняли, тот кивал, поглядывая на меня, а затем — перед самим стартом — подошел ко мне и внимательно осмотрел.
— Нездоровится? — поинтересовался он тихо.
— Ничего серьезного, — для инструктора я постаралась особенно, и улыбка, очевидно, оказалась достаточно бодрой, потому что он кивнул и отошел.
А затем мы двинулись в путь. Маршрут лежал через город, по руслу высохшей реки, вниз к стене, через ворота и вглубь леса в обход владений фракции Дружелюбия.
Где-то там, в лесу — по словам Четверки — находилась полоса препятствий, через которые нам предстоит пройти.
Лишь чудом держась на ногах и постоянно утирая с лица пот, я думала о том, что именно эта полоса может оказаться непреодолимой для меня, и пыталась представить, насколько много баллов я потеряю за неучастие в прохождении препятствий.