Лес, через который мы шли, перестал быть редким и легко проходимым. Между деревьями росли густые кусты и высокая трава, с каждым шагом приходилось буквально продираться через заросли. Ветки постоянно царапали лицо и шею, цеплялись за автомат и ремни на рюкзаке.
Я шла, чувствуя, что ноги отказывают мне. Жар достиг пика, я обливалась потом, а торс болел невыносимо, словно был весь насквозь изрезан и засыпан пекущим перцем. Я едва сдержалась, чтобы не вырвать, но подалась спазму и согнулась. Слабое равновесие было нарушено, и я повалилась прямо в траву.
Сознание я потеряла еще в падении, потому что удара о землю не помнила.
========== Глава 13. Палата. ==========
Я несколько раз прорывалась к голосам и бликам света, но затем проваливалась обратно в беспамятство. У меня был сильный жар, очевидно, я бредила, и разделить реальность и галлюцинации не могла. Несколько раз мне привиделись родители, и в моменты осознания происходящего я понимала, что это был лишь сон. А затем инфекция брала свое, я снова тонула в вихре разноцветных кругов, сталкиваясь с ними, и каждый из них оказывался обрывком не то реальности, не то сна.
Мама сидела на краю моей кровати и нежно гладила меня по лбу. Я крепко держалась за папины уши, весело мотыля ногами, свесив их с его плеч. Надо мной склонялся Эрик и, нахмурившись, что-то тихо шептал. Какая-то незнакомая женщина укутывала меня в одеяло, плотно заталкивая его края мне под руки и громко — фальшивя — напевала какую-то надоедливую мелодию. Молчун прыгал, весело хохоча, на моей кровати, а Кинан сосредоточено вчитывался в перевернутую вверх тормашками книгу.
А затем вмиг весь разномастный хор голосов замолк и остановился калейдоскоп видений.
В полной тишине я уставилась в серый потолок и необычно четко ощутила всю слабость и боль.
Вечер. Лазарет. В правой руке тупая боль. Горло пересохло. Веки покалывает изнутри. Спина и ноги затекли. Сколько я здесь лежу?
Последующие остаток вечера и ночь прошли в мучительном бессонном ожидании. Я не хотела никого звать, и сам ко мне никто не заходил. Так что я лежала, пялилась в потолок и думала. Первым посетителем — рано утром — стала знакомая мне из видений женщина.
Она хмурым цепким взглядом обвела палату и, напевая себе под нос что-то невнятное, затолкала белую тележку.
— Доброе утро, спящая красавица! — Нараспев сказала она, и ее голос отразился вибрацией в моей голове. — Утренние банные процедуры, ага?
И она отвернула кусок белой ткани, накрывавшей верхнюю полку тележки. Там лежали ножницы, упаковка перчаток, несколько ватных компрессов, бинт и пластырь, металлический шарик какой-то мази и небольшая белая бутылочка антисептического спрея.
Она заставила меня повернуться на бок и быстрыми движениями человека, не заботящегося о причиняемой боли, сняла старую повязку. Сверху она была чистой, и лишь на внутренней стороне растеклось продолговатое желтое пятно. Рана выглядела свежей и ухоженной. Ровные края соединены черными скрепками медицинского степлера. Покраснение почти сошло, от ярких взбугрившихся пятен не осталось и следа.
— Сколько я здесь? — голос оказался очень хриплым и тихим. Слова отдались острой болью в затылке.
Медсестра, не отводя сосредоточенного взгляда от раны, ответила снова нараспев:
— Три дня.
— Три?!
Мыча что-то неритмичное себе под нос, она кивнула. Ее руки в перчатках сильно надавили на рану, протирая ее щедро смоченной ватой. Я крепко сжала губы, пережидая острую пекущую боль, а затем — когда она потянулась за мазью — спросила:
— Ко мне кто-то приходил?
В этот раз ее взгляд быстро метнулся к моему лицу и вернулся обратно. Она пожала плечами.
— У тебя была горячка. К тебе никого не пускали.
— Никого… — повторила я. — Никого. Даже Эрика?
Медсестра нахмурилась, ее пальцы, втирающие мазь, коротко дернулись.
— Никого не пускали, — упрямо повторила она, и получилось у нее не очень убедительно.
— Он приходил, — утвердительно сказала я. Уверенности в том, что я права, не было. Он мог мне привидеться, но медсестра подсказывала направление своим очевидным нежеланием проговориться.
— Он приходил, правда? И его пустили.
Она пожала плечами, отворачиваясь за новой повязкой и тщательно пряча лицо.
Превозмогая дикую боль, я резко села в кровати и перехватила руку медсестры, крепко сжав ее кисть.
— Скажите мне, — прошептала я. — Просто кивните, я права, да? Он был здесь?
Она замерла так, как я ее поймала — повернутая к тележке, занесшая руку над бинтом. Слабый кивок был едва различимым, и вполне мог привидеться, но затем медсестра зашептала в ответ:
— Он угрожал тебе. Он говорил тихо, но я слышала, что он тебе угрожал. «Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя», — так он сказал.
Прикладывая новую повязку, она снова начала напевать что-то невнятное, но больше ничего не говорила. Вышла она стремительно, громко грохоча содержимым тележки, не оглянувшись на меня.
Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя.
Делать что?!
Спустя час — сразу после завтрака — пришли Рут и Дарра. Они принесли мне кусочек яблочного пирога и выглядели веселыми, хотя я опасалась, что они начнут винить меня в безответственности и наплевательскому отношению к здоровью. Они наперебой рассказывали, хохоча, какая шумиха поднялась вокруг моего бездыханного тела, как пригнали вездеход, и как Эрик орал на Четверку. Я внимательно слушала их, улыбаясь и поглощая пирог. Слизнув с пальца сахарную присыпку, я задала вопрос:
— На каком я месте?
С их лиц вмиг испарились улыбки. Они переглянулись, и заговорила Рут:
— Ты не прошла полосу препятствий. И… у тебя сняли очень много очков за это, а потом еще за безответственность и вранье.
— На каком я месте? — теряя терпение, процедила я.
Рут взмахнула руками, призывая меня к молчанию.
— Но Эрик добавил тебе почти столько же очков, сколько ты и потеряла, за самоотверженность, физическую выдержку и силу воли.
Дарра хмуро кивнул и добавил:
— Мы все здорово удивилась. Даже Макс.
— Макс?
— Да, он примчался вместе с Эриком и едва не прикончил его на месте.
Я глубоко вдохнула, игнорируя тесноту повязки и протестующую давящую боль в ребрах. А затем медленно выдохнула.
— Место? — напомнила я коротко.
— Шестое, — пискнула Рут. Ее глаза были огромными то ли от испуга, то ли от удивления.
Шестое. Шестое место. Я упала замертво во время марш-броска, не прошла полосу препятствий, выпала из тренировок на три дня, — и еще пропущу несколько, —, а опустилась лишь на одну ступень. Не очень похоже на Эрика — добавлять очки. За сомнительные заслуги. Да еще и так много.
Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя.
Нарушая запавшее молчание, снова заговорила Рут:
— Тимоти винит себя в произошедшем.
Я мотнула головой, прогоняя видение — склонившийся ко мне Эрик шепчет «если ты не прекратишь, я тебя растопчу» — и уставилась на подругу.
— Он сам не свой, — продолжала она. Дарра кивал ей в такт. — Почти не ест, не спит и не тренируется. Он вбил себе в голову, что ты можешь умереть или вылететь из-за него.
— Мы уговаривали его пойти с нами сегодня, — сообщил Дарра. — Но он отказался. Он уверен, что ты не хочешь его видеть.
— Что ты ненавидишь его, — подсказала Рут и ввинтилась взглядом в мое лицо.
Я опустила голову и уставилась в смятую салфетку с остатками яблочного пирога в руке.
Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя.
========== Глава 14. Моделирование. ==========
Моделирование началось в субботу. К этому времени я уже провела одну ночь в общей спальне, но каждое утро должна была идти в лазарет на перевязку. Снятие швов было назначено на понедельник, и я не могла дождаться. Ходить со скрепками на ребрах было неудобно и болезненно, они цеплялись за одежду при каждом движении, доводя меня до бешенства.