Такой обмен больше чем устраивал барона. Тем более, что альтернативный вариант, озвученный Ольтом до этого, не устраивал барона с севера категорически. Все-таки, не смотря на все разложение, охватившее северную знать, и пренебрежение традициями у них по-прежнему считалось почетным погибнуть в бою с мечом в руках. Смерть — это нечто сакральное, то, чего не касалось ни похоть, ни жадность, вообще ни что, имеющее грязь. Можно прожить жизнь последним негодяем, но умереть, как описал этот маленький садист… Умереть человек должен достойно.
И барон рассказал буквально обо всем и речь его была больше похожа на исповедь, чем на выкладывание данных. Чтобы ему было удобнее, Карно его поднял и посадил и он, постепенно войдя в раж, мучился только от того, что не мог жестикулировать руками. Ольт ему не мешал. Люди — они такие, хочется перед смертью высказаться. Факты перемежались жалобами на жадность и недалекость власть имущих, обиды, мнимые или настоящие, накладывались на имена конкретных людей, а проклятья посылались в связи с тем или иным делом. Накопилось в душе у барона много и Ольт слушал его со всем вниманием не перебивая, только иногда подправляя разговор короткими репликами в нужную сторону. Когда он понял, что барон стал повторяться и больше ничего нового не скажет, глазами подал знак Карно, который стоял за спиной Бродра, и на этом моменте все проблемы сразу оставили грешную многострадальную душу северянина. Нож сзади вошел под левую лопатку и сразу достиг сердца. Барон прервался на полуслове, с удивленно вздернутыми бровями, не понимая, что с ним такое творится, а затем медленно повалился на левый бок, когда Карно сдернул его с клинка. Выражение лица у старосты было такое, будто он прихлопнул комара, то есть никакое. Ольт мог убить человека в бою, в горячке или во гневе, но вот убить походя — этому ему следовало еще научиться. Карно потыкал ножом в землю, чтобы стереть кровь и крикнул воинов, обобрать и прибрать еще один труп. Затем кивнул Ольту, и они отошли в сторону, чтобы не мешать дружинникам и заодно поговорить наедине.
— Что-то полезное услышал?
— Да тут все полезное. Многое становится ясным, но надо разобраться, за что браться первым. Ты же все сам слышал. Давай так сделаем: до вечера каждый подумает о том, что услышал, а вечером сядем вдвоем и поговорим, как нам дальше быть?
— Тоже верно. Надо, чтобы мысли отлежались. И это… не мое конечно дело, но это правда, то что ты ему сказал?
— Кому и что я сказал?
— Ну барону, что мол, если молчать будет, то ты ему руки и причиндалы того… ну это…
— Так ты же и сам был готов пытать его?
— Так это — пытки. Ну поковырял бы немного ножичком. Угольком бы прижег. Больно конечно, но это же не лишать человека конечностей.
— Ну что ты, я же не живодер какой, руки рубить. Шутковал я. — и после того, как Карно облегченно вздохнул, добавил, — а насчет причиндалов… только яйца бы и откромсал, но член бы оставил. Ведь ссать как-то надо.
И пока оторопевший Карно решал, шутит ли опять Ольт, тот пошел к месту прошедшего избиения, где в это время воины уже собрали все трофеи, сложили в одной из телег и прикрыли их мешковиной. Ольт не переставал удивляться местной рачительности. То ли жизнь здесь была до такой степени бедной, то ли сами местные были такие Плюшкины, но трупы были совершенно голые. Их скинули в небольшой овражек и, не очень напрягаясь, присыпали землей. Дикого зверья здесь было множество, лес прямо кишел ими, поэтому через три дня от трупов останутся одни кости, а по ним и мама родная не узнает, кто это был. Правда определенную опасность представляли взятые с бою трофеи, телеги с лошадьми, но после недолгих размышлений плюнули на этот факт, как несущественный. И в самом деле, барон приехал из своей деревни, лошади тоже оттуда, и кто в городе их знает? А если попадется кто из деревенских, то вряд ли будет качать права. Не те люди. Дружинников Бродра всех убрали, тот сам проговорился, что с ним были вся оставшаяся у него дружина, а его крестьяне будут молчать, чтобы не дай Единый навлечь беду на свои головы. Поэтому уложив поудобнее своих раненых, сами тоже расселись на телегах и с чистой совестью направились обратно в Узелок.
Дружинники были довольны. Этот бой показал, чего они стоят. Вырезать дружину барону, пусть и неполную, это многого стоит, и они поверили в свои силы. А то на тренировках со своим воеводой им казалось, что они совсем никчемны и ни на что годны. Оказалось-то, что они ого-го! Это воевода силен, ну так ему и положено быть таким, непобедимым и главное — щедрым. Все трофеи он отдал дружине, чтобы поделили между собой. Себе взял только деньги, нашедшиеся у барона. Ну так он в своем праве, но вояки надеялись, что по приезду в деревню их ожидает премия. Да и сам Карно был доволен — дружина показала себя хорошо. Трусов не оказалось, а умения… Умения придут, дай Единый времени.