– Верно, вы что-то да напутали, ибо весы наши да счет пальцев моих еще никогда не делал ошибок!
Стол председательский захлопнулся и нас высыпало обратно в галерею коридора, а из двери, вслед нам, вылетели дуреманы-скарабейщицы. Это такое одеяние для путешествия в восточные пространства.
Одеяние пришлись в пору, и мы потащились, а потом и понеслись в стороны заблудших соцветий ранней молодости. На востоке, в прошлой жизни, наши тела укрывались от солнечной радиации. Ток звездных мощностей был так велик, что мы заблудились, не начав даже толком жить.
Нас выбросило с земного круглого на угловатое кристаллическое, место которому, казалось бы, может быть только в адском холоде космоса. Глубины его непомерны, даже Стольцу ходу туда нет. А оно все вертится, вселенское это, кружится в подсознании каждого из нас.
Восточные области в житие человеческое были мало изучены, потому нас и гнетет, и мает некоторая неизвестность, которая может поколебать спокойное течение жизни по ту сторону.
«Я жижа бесплотная. Я царь-помада на губах у Великой. Матерью ее зовут. Зовите сию и вы, уважаемые гостецы!»
По облакам нам шагается в легкую, по долам и весям – не очень, но призрачные отблески далеких галактик помогают не сбиться с пути окончательно. Мы здесь – они там, но нас соединяет Внимание, которое сознание наше поддерживает на отметку пять.
Отличное сцепление, командир! Гирлянды уже перестали светить и начали понемногу растворяться в черно-синем холоде высокого неба. Тела наши не против, главное, чтобы нас не задело, когда выстрелит новоявленная звезда, а в здешних реалиях это очень даже может произойти.
Жалко только Paradise, мешочки с ними приятно тяжелили поясные ремни. Но что поделать, таковы порядки в этом Эдельвейсе! Можно было бы поинтересоваться, в какое путешествие отправляются наши достопочтимые и сверкающие копеечки?
И мы знаем ответ на этот вопрос: они рассеиваются в облачных марах, скапливаясь в дождевых тучах, а потом выпадают мелкими блистающими частицами вместе с дождем. Кому – сколько, зависит только от самих человеческих детей.
Сюда бы Траливали (слуга Господиниуса Мельфеуса), он бы посмотрел на детище своего господина! Засмеялся бы, да и треснул, не достигнув преклонных летоисчислений. Деятельность два или три. Фонарики на окнах, а на стенах странные картины чьи карикатурные плоскости наводят грустные воспоминания о радости.
Времен года тут нет, зато на восточной стороне есть некое цветение, напоминающее весну. Нам одновременно и холодно и тепло. Неизвестность красит губы.
Тела выносятся из космического пространства, направляя наше достояние во все те же облачные крученности. Но теперь их цвет был другим и ветер тоже другой. Дует он, хвалится своей мощью, ароматы инакости нагоняя на чувственный аппарат.
Встреченными нам быть дуреманами-скарабейщицами. То одеяние что нам дали в начале, для путешествия сгодилось отлично. Теперь си бестии снова превратились в живых существ, как только мы достигли восточного неба. Мы обнялись с глубоким участием и дружеством.
Это странные места, сильно отличающиеся от тех пространств, в которых взвешивали достопамятные Paradise. Эдельвейс могуч, спору нет! Восточная сладость автоматически сделалась навершиями обручей вокруг голов. Наши тела ступили на облачные земли, а ветер подул еще сильнее, еще нежнее затрепетав призрачные одежды.
В чем отличие, спросит великосветский Столец? В том, что солнечный свет здесь рассеивает лучи не в том направлении, в котором глазу привыкло видеться. Первым делом тепло исходило от наших ненастоящих тел, а потом собиралось в основании обруча, а уже после отправлялось на звездную странность. Неожиданность? Не красновато-розовое, не лиловое и персиковое мнится в закатах и восходах, а синева глубокая, холодная, чем выше поднимаясь, тем больше становясь теплыми оттенками.
А еще ощущения тут интересные, похожие сразу на суп вселенский да на ушко серебряной иголочки. Сколько времени нам предстоит здесь пробыть? Это отпуск – значит нужно наслаждаться. Председательский стол возник в сознании, а потом нарисовался холодец Стольца. Его пальчиковые сочленения показывали какое-то цифирное безумие. Мы все охнули, ахнули от невыносимости обрушившегося понимания. Бдение предстоит долгое и такое же короткое, как сто жизней на красочной и свежей Земле.