Приготовили два фугаса.
Разделили взрывчатку на две равные доли по четырнадцать кило в каждой.
Вместо детонаторов, решили использовать гранаты.
Один фугас заложили снизу и слева от нависавшей над ущельем скалы, другой немного правее и еще ниже.
– В этой скале все сто тонн будут! – уверенно сказал Бабоа, – я раньше на Военно-Сухумской дороге скалолазом работал, много таких нависающих скал обрушал, так что, не волнуйся, командир, немцев засыплет так, что не откопают своих минометов до самой нашей Победы!
Не верил Игорь в Бога, но вспомнив вдруг бабушку Катю, как она его крестила-перекрещивала каждый раз, когда Игорек в школу убегал, перекрестился украдкой, так чтобы ни Бабоа, ни Бхуто не заметили.
– Давай, – скомандовал он, и Бхуто дернул за шнуры, которые тянулись к заложенным фугасам.
Четыре секунды длились словно вечность.
Неужели не взорвется?
Но тут ухнуло.
Осколки с камнями не полетели наверх – вся ударная сила фугасов рванула ниже того места, где залегли альпинисты.
– Рухнет скала или нет?
Вот был вопрос! Если не рухнет, то все насмарку…
Но край тверди, площадью все пять на пять метров, а то может и больше, вдруг дрогнул и провалился вниз.
– Сработало! – не удержался, закричал Бхуто.
– Сработало, – выдохнул Игорь.
Поднявшаяся от падения скалы пыль долго-долго не оседала.
И ничегошеньки нельзя было разглядеть там внизу – сплошное коричневое облако.
Немцы не стреляли.
Только отчаянные крики снизу доносились.
Крики, крики, крики…
Минут через тридцать, когда пыль немного улеглась, Игорь и Бхуто высунули головы с края обрыва и поглядели вниз.
Вся позиция минометной батареи была засыпана обломками скалы.
Команда немцев человек из двадцати пыталась что-то раскопать, но от минометов, по всей видимости одна только лепешка осталась.
– Сработало! – прошептал Игорь.
– А ты думал, командир! – весело ответил Бхуто, – с такими орлами разве не сработает!
Назад спускаться было куда как веселей!
Спускались уже в связках, со страховкой.
Да и легче уже было – за минусом веса тола и гранат.
Но самое главное – на душе легче было.
– Похоронить товарищей надо, – сказал Тетов, когда группа спустилась на дно ущелья.
Двоих абхазцев – Георгия Чвелия из Псоу и Василия Ашба из Эшер нашли лежащими на камнях.
Игорь поглядел наверх – метров с сорока упали. Это без шансов…
Ребят положили под горой и над каждым соорудили по горке из больших камней.
Только шоферика нигде не было видно.
– Где же Борзыкин? – недоумевал Игорь, – где шоферик?
Игорь поглядел на Бабоа, – ты же за ним следом шел.
– Ну шел, и чего теперь? – хмыкнул Бабоа.
И тут до Игоря дошло.
Он поглядел вдруг на длинный кинжал, что всегда висел у абхазца на поясе…
Поглядел и все понял.
– Где же ты его оставил? – спросил Игорь.
– Вон там, – ответил Бабоа и показал рукой на карниз.
Солнце уже взошло и ярко освещало теперь ту стену, по которой сегодня ночью они карабкались наверх к своей победе.
Игорь приложил к глазам бинокль и увидел ногу в ботинке и обмотках. Всего тела видно не было – его закрывал карниз.
В зеленых обмотках, какие были у шофера Борзыкина.
– Плохо, не похоронили, – заметил Игорь.
– Птицы склюют, – сказал Бабоа.
И добавил:
– Похоронку подписывать станешь, командир, – родным его напиши, что в бою смертью храбрых, ладно?
– Ладно, – ответил Игорь.
И они пошли назад.
К своим.
Оставив в ущелье двоих героев и одного труса. …
8.
Волленгут, бабушка Фрицци – ужасно страдал из-за того, что не мог сам отвезти Клауса в госпиталь.
Клаус хоть и порывался сперва после перевязки остаться в роте, но санитар Йоган Хильдеман, когда осматривал рану, категорически настаивал на срочной эвакуации оберлейтенанта в тыл.
– Пуля хоть и навылет, – сказал он, но выходное отверстие очень большое и рваное, рану необходимо обязательно зашить, да и крови "фон" много потерял.
Волленгут горячо опрощался с "внучком" и отправил Клауса под присмотром веселого поджигателя Хайнрици.
Сперва до штаба 91-го полка Клаус ехал верхом на вьючном муле, на котором артиллеристы возили ящики с боеприпасами.
А от штаба в Теберду шла машина – Фольксваген "кюбель".
От потери крови у Клауса кружилась голова.
Хайнрици он отпустил еще по прибытии в штаб.
Теперь он ехал вместе с еще двумя ранеными офицерами и сопровождавшим их фельдфебелем-медиком.
До Теберды было два с половиной часа езды.
Машину трясло и рана невыносимо болела.
Но страдал не только он.