— Просто… Наталкою.
— Хорошо, — улыбнулся Степан. И, согнав улыбку с лица, добавил: — Тут, Наташа, в садочке раненый… В бою… Можно его сюда?..
Девушка бросила лопату в сторону:
— Шо ж вы мовчалы. Несить! Тут холодок, гарно, — и поспешила к выходу. — Минуточку, Серка на цепь возьму.
Когда Донцов вернулся в сад, Пруидзе встретил его сердито:
— На шашлык попал, что ли? Целый час ждем!
— Кому что, а тебе шашлык.
— Не нужен мне твой шашлык. Время нужно! Понимаешь, время!
— Тихо, не шуми. Не все сразу делается, — заговорил успокаивающе Степан. — Ну-ка, помоги!..
Они бережно подняли и понесли раненого в сарай. Наталка уже ждала их со взбитой подушкой в руках.
— Вот сюда, на дедову постель, — показала на розвальни и опять куда-то выбежала.
— Видели, товарищ командир? — проводил ее глазами Пруидзе. — Апельсин настоящий!
Командир не отозвался.
Наталка вскоре вернулась, поставила на землю кувшин молока, положила на край постели большую пшеничную паляницу. Кувшин был теплый, с запекшейся розовой пенкой в горлышке, только что из печи.
— Вот это я понимаю, — оживился Донцов. — Ну и хозяюшка! Сразу видать — казачка!
Пруидзе лишь с благодарностью взглянул на Наталку.
— Кушайте, кушайте, — настаивала она. — Мало будет, еще принесу.
Солдаты пили из одной кружки по очереди.
Раненому девушка подала стакан и, осторожно присев на край саней, внимательно стала разглядывать его.
Бледный, худой. Над темными печальными глазами — черные изломанные брови, которые почти сходятся у переносицы. Он кажется строгим, даже суровым, и в то же время очень молодым.
— Значит, так и проживаете с дедом? — спросил Донцов, возвращая пустой кувшин.
— Так и проживаем… Да вот что-то его нет, — погрустнела дивчина. — Вчера ушел и нет.
— А батько с матерью, сестры, братья?..
— Никого бильш нэма, — голос девушки дрогнул. Справившись с волнением, она начала рассказывать.
Отца, колхозного бригадира, мобилизовали двадцать второго июня, в первый же день войны. Спустя месяц умерла мать. Единственный брат, Петро, уехал на учебу в Крым, и, где он теперь, — неизвестно. А со вчерашнего дня и дед пропал.
— Что с ним сталось?
— Придет. Кому он, старый, нужен! — попытался успокоить ее Донцов.
Девушка с сомнением повела плечами: вдруг фашисты схватили?
Головеня молчал, прислушиваясь к разговору. Может, от выпитого молока, а может, от спокойной обстановки ему стало легче.
Наталка повернулась к лейтенанту:
— А вы тоже из наших мест?
— Нет, я из Белоруссии.
— Может, из Минска?
— Немного не угадали: из Минской области. А что?
— Батько оттуда письмо прислал… Одно всего и прислал, — она замолчала, опустив голову.
— Напишет еще, — сказал раненый и заговорил о бескрайних белорусских лесах, о партизанах, о том, что и отец ее может быть среди них, а письма оттуда не ходят.
Донцов поднялся, вытер ладонью рот:
— Спасибо за угощение! Поели, пора и за работу, — и, взяв лопату, полез в яму.
Вано принялся помогать ему. Наталка принесла сноп околота. Солдаты выложили дно и стены ямы досками, покрыли ровным слоем соломы. Вскоре все вещи были надежно спрятаны. Донцов потоптался на том месте, где только что была яма, посыпал свежую землю мякиной и, подмигнув, заключил:
— Сам Гитлер не найдет!
Поговорив с командиром, солдаты куда-то ушли. Раненый повернулся к девушке, стал расспрашивать о воинских частях: может, видела, куда двигались? А может, партизаны есть поблизости?
Девушка качала головой:
— Кто ж его знает. Прошли многие…
— А что люди говорят?
— У нас тут одни бабы. Известно, плачут, — и, помолчав, спросила: — Правда, будто немцы Москву взяли?
— Москву? — черные глаза лейтенанта сузились. — Врут!
— Говорят, радио передавало…
— Ложь, Москвы им не взять!
— А почему наши отступают?
Спросила, да сразу и пожалела: надломленные брови лейтенанта еще более надвинулись на глаза. Лицо посуровело.
«Главный вопрос, — думал Головеня. — Его задавали везде и всюду. Что же можно сказать этой доброй девушке? Как убедить ее не терять веры в Красную Армию?»
Попытался сесть, скривил губы от боли…
— Не волнуйтесь! — забеспокоилась Наталка. — Зараз перевязку сделаю. Всэ будэ добрэ.
Она вышла из сарая и тут же вернулась с пузырьком йода в руках. Опустилась на колени, начала снимать окровавленную тряпку с ноги лейтенанта.
Кровь запеклась. Тряпка присохла к ране. Было больно, но он не подавал вида, следил за ее бойкими пальцами, терпел.