— Ну да! Так тебя, выходит, не того… Из плена, выходит, бежал?
— Вано да вот командир спасли.
— Скажи, история! — дивился старик. — Значит, ты и есть тот самый?
— Выходит, тот… Эх, Матвей Митрич, золотой ты человек! — и Донцов обнял его за плечи.
Дед растрогался, но тут же с укором произнес:
— Все-таки негоже ружжо бросать.
Донцов чувствовал себя виноватым, хотя и сам не помнил, как остался тогда без винтовки. Теперь он крепко держал отыскавшуюся винтовку и, как видно, не хотел с нею расставаться.
— Три года, как невесту, холил… Неужели не понимаешь? Хочешь, автомат за нее отдам. Вполне исправный. А что патронов мало, так не беспокойся, в первом же бою наберем!
Дед, наконец, сдался, взял автомат, повертел его в руках, но тут же замотал головою:
— Ни к чему все это. Винтовка — дело верное, а эта твоя трофея черт те что: ни штыка, ни приклада. Баловство одно!
— Ладно, бери… Что с тобой поделаешь, — согласился Донцов. — А мне и трофей послужит. Было б чем гадов бить!
Приставив бинокль к глазам, Подгорный вздрогнул: по тропе, в легкой утренней дымке, двигались немцы. Протер стекла, всмотрелся пристальнее: да, они! Серо-зеленые фигуры выплывали одна за другой из-за кустов, вытягивались в цепочку.
Заняв боевые места, солдаты замерли в ожидании. По тропе, как вихрь, промчался Егорка. За ним — Серко. Наталка догадалась — произошло что-то недоброе. Хотела спросить, что именно, но мальчик, бросив на ходу. «К бою!» — скрылся в расщелине. Наташа залила костер, вскинула через плечо сумку, в которой лежали бинты, побежала к штабу. Там никого не было. Найдя лейтенанта на огневых позициях, попыталась заговорить с ним, но он, не отнимая глаз от бинокля, махнул рукою: дескать, погоди, не до этого!
Немцы приближались. Лейтенант перевел взгляд на рощу и увидел еще одну группу. Посмотрел дальше, на седловину, — там тоже двигались немцы.
Лежа за пулеметом, Донцов терпеливо ждал команды «Огонь!» Рядом, не находя покоя, ворочался Зубов; он то барабанил пальцами по камню, то скрипел зубами… «Мандраже берет, — подумал Донцов. — В самом бою не так страшно, а вот когда ожидаешь его…»
Гитлеровцы, не спеша, один за другим, как бы выплывали на облюбованную Головеней площадку, сгрудились там. Слева от них каменная стена, справа — пропасть.
Офицер, показывая на скалы, начал что-то объяснять солдатам. Головеня взмахнул рукой:
— Огонь!
Удар был неожиданным. Немцы заметались из стороны в сторону, но уйти с заранее пристрелянного пятачка было не так просто. Пулемет хлестал по убегающим, преграждал путь тем, кто устремился вперед. И все же небольшая группа гитлеровцев проскочила к Орлиным скалам. Но тут сверху полетели гранаты, повалились камни…
Наталка не находила себе места: то спускалась вниз, на кухню, то возвращалась к штабу. Ее бросало в жар и в холод — так страшно было в первом бою. Готовясь переползти в пещеру, услышала крик Егорки:
— Дедусь ранен!..
Не помня себя, бросилась вслед за Егоркой и… увидела деда. Он лежал, схватившись за грудь, а между пальцами проступала кровь. Опустилась на колени, чтобы перевязать рану, и отшатнулась в ужасе. Голубые дедовы глаза закатились под лоб, остекленели…
Только теперь понял свершившееся Егорка: обхватил голову деда, припал к ней. А руки девушки потянулись к винтовке: старик не успел расстрелять патроны. Наталка прицеливалась, нажимала на спусковой крючок…
Сейчас она видела только их, убивших деда — бегущих, падающих…
— Прицел три! — послышался голос лейтенанта.
Донцов понял: переносить огонь за рощу, бить по отступающим. Потянулся к прицельной рамке и, откинув ее, уронил руку на камень: не повиновалась, упала рука, как неживая…
— Огонь! — требовал лейтенант.
Донцов оглянулся: Зубова рядом не было. Ушел за патронами и так долго не возвращается.
— Черт, и перевязать некому! — выругался он.
— Петька! Петро!
Но тот будто в воду канул. Оторвал зубами лоскут от рубахи и кое-как забинтовал рану.
Лейтенант нервничал: что случилось с пулеметчиками, почему замолчали? Враг дрогнул, и не вести огня — преступление. Решил сам проверить, что и как. Не могли же они погибнуть все сразу? Поднялся и перебежками — вперед. Увидев Донцова, кинулся к нему:
— Что с тобой?
— Зацепила, гадюка…
— На перевязку, вниз! — приказал командир. А сам, припав к «дегтярю» (некогда наводить справки об остальных), принялся с ожесточением косить гитлеровцев. Но вот глянул в окоп и увидел убитого Черняка. Где же Зубов? Неужели и он погиб?.. Хоть бы кто-нибудь набивал диски!