В тот же вечер Наталка навестила Сергея. Умышленно не зашла в палату, вызвала его во двор, чтобы поговорить наедине.
— Как же теперь быть? — спрашивала Наталка. — Что же сказать Вано?
Думая о матери Пруидзе, она невольно вспомнила свою мать, умершую в начале войны. Вспомнила отца, брата, о которых давно ничего не слышала, и не смогла удержаться от слез. Сергей обнял ее за плечи.
— Вот что, — сказал он. — Вано чувствует себя неважно. Нельзя ему расстраиваться. Так что о матери — ни слова… Понимаешь?
Наталка кивнула головой.
— Ну вот и хорошо, — и стал приглаживать ее растрепанные волосы.
— Сережа, а солдат, приходивший к матери Вано, — это, наверное, Донцов?
— Да. Они дружили.
Шли дни, а Наталка все не приходила к Вано. А когда, наконец, явилась — заговорила о всякой всячине: о цветах, которых, несмотря на осень, так много в городе; о сестре-хозяйке, что сперва показалась грубой и злой, а на самом деле — очень добрая и ласковая женщина. А когда Вано спросил, что с матерью, сможет ли она прийти к нему, дивчина ответила, что все в порядке и беспокоиться не следует. А если старушка прихворнула, так ничего не поделаешь — годы… А Лейлы в городе нет: работала в госпитале, выехала с ним… И опять, как ни в чем не бывало, принялась рассуждать о новом кинофильме, который вчера показывали в клубе. Бабочкин играет… Замечательно!
Видя, что Наталка собирается уходить, Вано попросил чаще навещать старуху, и если мать так слаба, что не может добраться к нему, то пусть напишет. Он будет ждать письма.
Девушка закивала головой: да, да, конечно. И отвернулась к стене, чувствуя, что накатываются слезы…
Наталка навестила Вано через несколько дней и не одна, а вместе с Сергеем.
— Вы что-то скрываете от меня, — сказал Пруидзе.
— Пробовали… да разве от тебя скроешь? — улыбнулся лейтенант. — На, читай!..
Вано схватил письмо: так давно ничего не читал от матери! Пробежал первые строки, нахмурился:
— Смеетесь, мать не умеет по-русски.
— Да, правильно, — не зная что сказать, спохватился лейтенант. И уже уверенно добавил: — Соседка передала, она и написала.
Вано снова принялся за чтение: не все ли равно, кто написал, мать больна и письмо составлено с ее слов.
Закончив читать, повеселел: хоть и немного, а все-таки узнал, что и как дома. А мать, конечно, выздоровеет. Должна выздороветь. И вдруг спохватился: как это он не подумал, забыл про деньги? Матери нужны деньги! А здесь они у него лежат без надобности. Вано достал пачку тридцаток:
— Прошу, отнесите.
Наталка растерялась, но, собравшись с мыслями, заговорила о том, что мать ни в чем не нуждается. А главное, у нее, Наталки, завтра не будет свободного времени.
— Ну, послезавтра, — согласился Вано. — После…
Боясь, что может разрыдаться, Наталка поднялась и торопливо вышла.
— Ну-с, поздравляю, — сказал врач, войдя в палату и остановившись возле койки, на которой сидел лейтенант.
Головеня встал.
— Будто и не с чем, Василь Василич.
— Как — не с чем? Во-первых, с выздоровлением: сегодня выписываем. А, во-вторых… — врач лукаво улыбнулся и после паузы сказал: — Нет, нет, так сразу нельзя… Тут, голубчик, дело серьезное и, как говорится, без пол-литра не обойтись. В крайнем случае, без бутылки шампанского!
— Вы же не пьете, Василь Василич.
— Верно, не пью, но тут, извините, такой случай: будь я в гробу — и то поднялся бы, не утерпел. Тут дело такое…
Головеня не понимал, что имел в виду врач, и счел его разговор очередной шуткой. Василь Василич был не лишен чувства юмора, имел добрый нрав и не прочь был перекинуться острым словцом. Шутки его всегда были приятными, светлыми и действовали на больных, как лекарство.
Похлопав Головеню по плечу, врач, улыбаясь, продолжал:
— Что ни говори, капитан… тьфу, тьфу, тьфу… а без чарки не обойтись.
— А где ее взять, чарку-то? — отозвался из угла старшина Третьяк.
— Э-э, были б деньги, — подмигнул Василь Василич. — Впрочем, если уж так трудно, то зачем нам водка? Мы люди простые, согласны на бутылку коньяку. Так, товарищ капитан?.. Тьфу, тьфу!
— Согласен, — сказал лейтенант, — но при чем тут я?
— Абсолютно ни при чем.
— Так почему же вы с меня калым требуете?
— Ладно, можно и без калыма, — улыбнулся врач. — Будем считать, что все сказанное насчет чарки — фантазия. Да и не пью я, это вы верно подметили. Но что касается поздравлений, тут, брат, извини.