2
Но все это — невозвратное прошлое!.. А настоящее — это то, что я лежу в палате на больничной койке и на понедельник назначена операция…
Я уволен из армии. С женой и годовалым сынишкой приехал в Ульяновск. До сих пор я знал, что всякая болячка отболит, сколько ей положено, и все встанет на свои места. Думал, и на этот раз будет так же. Здоровьице мое, однако, продолжало ухудшаться. Приду в душевую мыться, ребята шутят:
— Макар, ты поправляешься как на дрожжах!
Пришлось идти в поликлинику. Направили к врачу с заморским названием: эндокринолог. И слова-то такого никогда не слыхивал. Зашел в кабинет. Меня встретил невысокого роста крепыш с русым ежиком на голове, у губ глубокие борозды, они придают лицу мужественное выражение; рукава халата засучены по локоть. Достаточно было ему взглянуть на мое расплывшееся, малиновое лицо, чтобы определить: болезнь Иценко-Кушинга. Мне этот ребус ни о чем не говорит. Недели через две, после тщательного обследования, доктор сказал:
— Мы хотим направить вас в Москву. Поедете?
«Ничего себе… Неужели так серьезно?…» — подумал я, а доктору ответил:
— Если нужно — поеду.
— Там вас будут лечить профессора.
— А я думал, головную боль может вылечить любой врач.
— По-видимому, вас будут оперировать.
Я сразу представил, как буду задыхаться от хлороформа, хотя в жизни не нюхал его, представил адские боли, мучительные дни перед операцией, наполненные страхом. Поэтому первым моим желанием было — увильнуть от операции. И я сказал:
— Доктор, а нельзя отделаться таблетками или какими-нибудь припарками?
— Боюсь, что нет.
— По правде сказать, не хотелось бы, чтобы долбили голову. Но что поделаешь? Начальству виднее.
— Оперировать будут на надпочечниках, они у вас, по-видимому, увеличились.
— Вот так штука! Болит голова, а резать будут почки…
— Не почки, а надпочечники. Это возле почек вот такие, — врач показал фалангу мизинца, — небольшие железы. Это они слишком много гормонов вырабатывают.
«Надо же, какие мудреные детали во мне, а я и не знал».
— Мы написали запрос в Москву, в Институт экспериментальной эндокринологии. Это все, чем мы можем вам помочь. Рады бы, да… — И врач беспомощно развел руками.
Прошел месяц, а из Москвы никакого ответа.
Меня выписали из больницы, направили на ВТЭК — там дали инвалидность второй группы… Да, никому не дано знать, что ждет тебя завтра, через пять минут. В жизни, бывает, средь ясного неба гремит гром… Еще на заставе я как-то спросил у своего командира, почему, собственно, год службы нам засчитывается за полтора. Служить-то все равно, как медному котелку, до определенного возраста, пусть хоть год за десять идет.
— А вот пойдешь на пенсию, тогда стаж будет считаться не календарный, а за год — полтора, — пояснил начальник заставы.
Помню, я тогда только свистнул: для меня в то время понятие о пенсии связывалось с далекой и потому казавшейся невозможной старостью: я — дедушка, окруженный внуками!.. Ну и ну… Мне, только-только разменявшему третий десяток, такая картина представлялась дикой.
И вдруг колесо жизни так вильнуло, что не прошло и трех лет, а я уже на пенсии…
Вызов в Институт экспериментальной эндокринологии пришел через полгода. Здесь для начала меня повели в конференц-зал. Профессор, высокая женщина с властным выражением лица, стала задавать вопросы:
— Сколько вам лет?
— Двадцать четыре.
— Вы всегда были таким полным?
— Худым никогда не был, но за последние полгода очень прибавил в весе.
— Воды много пьете?
— Да… Иногда просто не могу напиться. Особенно к вечеру.
Она поворачивала меня то одним, то другим боком и поясняла аудитории:
— Посмотрите: типичный, наглядно выраженный «Кушинг»: лицо лунообразное, жировые отложения на туловище, шее, голове, а конечности худые… У вас руки были толще?
— Да. У меня были сильные руки — двухпудовыми гирями я играл, как мячиками.
— Вы кто по профессии?
— Не знаю, что и ответить… Окончил пограничное училище, служил на заставе. Когда давление повысилось, был уволен из армии. Окончил техническое училище, стал работать машинистом крана, поступил в институт и вот…