Клинки, раскрывшиеся в руках Магистра в размытый смертоносный веер, обрушились на Сергея. Ответного движения не уловил никто. Просто, сначала Сергей стоял перед Георгием, а потом вдруг оказался у него за спиной. Он сделал два шага, упал на колени, потом обессилено опустился на холодный пол, прижавшись к нему щекой. А Георгий удивленно смотрел на клинок, пробивший стальной нагрудник и торчащий у него из груди. Схватился за лезвие, разрезая пальцы, потянул, но силы уходили с каждой каплей крови, вытекающей из раны. Магистр с мутнеющими глазами начал заваливаться на бок, и, когда он рухнул на гранитные плиты, то был уже мертвецом.
XIX
Ленка выбежала из моря и упала на горячий песок. Сергей с трудом разлепил глаза, посмотрел на нее и сонно улыбнулся. Боже, какая она красивая. Ленка улыбнулась и приложила палец к его губам.
— Спи дальше, медвежонок.
Сергей пошарил рядом с собой рукой, нащупал полузакопанную в песок пластиковую коробку со льдом и выудил из нее бутылку с пивом, приложился к ней и снова закрыл глаза. Шипящая холодная струя, приятно пощекотав язык, вошла прямо в кровь, пробежала по жилам и подарила спасительную прохладу разогретому южным ультрафиолетом телу.
Он почувствовал, что Ленка держит его за плечи и зовет:
— Сережа! Сережа!
Он попытался открыть глаза, но не смог, будто к векам привязали пудовую гирю.
— Сережа! Сережа!
Голос Ленки звучал все дальше и дальше.
Сергей протянул к ней руку и их ладони коснулись друг друга.
— Сережа! — ее голос вдруг прозвучал прямо над его ухом.
Он открыл глаза. И первое, что увидел, были огромные Ленкины глаза. Глаза, из которых катились крупные, как горошины слезы.
— Ленка, — он шевельнул губами, но не услышал собственного голоса.
Сознание постепенно возвращалось, и муть в голове рассеивалась.
Море и пляж куда-то исчезли, Сергей лежал на холодных каменных плитах и смотрел вверх, на витражи огромного купола. Вокруг него стояли Рыцари в красно-белых плащах. Память вернулась быстро и неожиданно, и вместе с ней по венам заструилась горячая кровь, возвращая силы в онемевшие мышцы. Он рывком сел, и понял, что здорово переоценил свои возможности, голова закружилась, к горлу комом подступила тошнота и острая разрывающая нервы боль впилась в челюсть. Чтобы не упасть, он уцепился за Ленкино плечо. Когда головокружение прошло, он медленно встал, и огляделся, попутно с сожалением нащупав языком острые осколки вместо двух зубов.
Рыцари, синхронным точным движением обнажили мечи и подняли их в торжественном приветствии. Сергей, не зная, как на это реагировать, поднял руку. Мечи, так же синхронно, вернулись в ножны.
— Прошу прощения, — по залу прокатился громкий решительный голос.
Рыцари расступились, и к Сергею подошел Магистр Алли, за спиной которого маячили два черных Рыцаря-Экзекутора.
— Прошу прощения, — сказал Алли, обращаясь к Магистру Велесу, — я должен доставить этого человека в Башню Экзекуторов. Он мятежник и подозреваемый в тяжких преступлениях. Он защитил свою Честь, и может предстать для дальнейшего расследования.
Велес кивнул головой. Алли был прав, никто из Рыцарей не испытывал симпатии к Сергею, они вступились за него только исходя из личных понятий о долге и Чести. Цепи снова охватили запястья, правда, на этот раз обошлись без ошейника. Ленка попыталась схватить его за руку, но была бесцеремонно отодвинута в сторону.
— Прошу вас, братья, остановитесь!
Никто не обратил внимания на то, что двери в Большую Ложу Совета распахнулись и в огромный зал вошли три человека. Того, чей властный голос звучал под сводом, знали все присутствующие — это был Магистр Московского Магистрата, по приказу Великого Магистра брошенный в казематы Экзекуторов.
Алли нахмурился и взялся за рукоять меча. Один из спутников Виктора Александровича выступил вперед, прикрывая Магистра, но тот покачал головой и сам направился к главному Экзекутору. Сергей за последние несколько месяцев испытал столько потрясений, что был уверен в потере возможности чему-либо удивляться, но сейчас он испытал самое искреннее удивление — спутником Магистра был Сабир. Второго сопровождающего он видел впервые в жизни.
— Братья мои, есть ли кто-нибудь, кто не хочет выслушать меня? — Виктор Александрович произнес фразу, с которой по обычаю начинались оправдательные речи обвиняемых в преступлениях.