— Маста Алекс… — в дверном проёме едва заметно проступал силуэт Сета, взгляд испуган. — Можно поговорить с Вами одну минуту, са'?
— Извини, Викки.
Охваченная беспокойством, Викки внимательно наблюдала, как Сет что-то шепчет Алексу, и увидела, что лицо Алекса становится мертвенно-бледным.
— Где он? — грозно спросил Алекс.
— На кухне, са'. — Сет заметно встревожен.
— Вернусь через пару минут, — сказал Алекс и быстро вышел из комнаты.
Викки встала и подошла к камину. Было слышно, как внизу, в холле, Барт с наслаждением спорил с Майклом. Было Рождество, и Майкл чувствовал своим долгом потакать капризам отца. А потом она услышала, как закрылась дверь, и в гостиную вошёл Алекс, бледный, как полотно, и весь дрожал.
— Викки, кое-что случилось, — прошептал он, взгляд как у затравленной собаки. — За мной прислала Луиза. Джанин умирает.
— Алекс!
— Я должен ехать, — он посмотрел Викки в глаза, — поедешь со мной?
— Конечно, только сбегаю за накидкой, — голос осип от волнения.
— Я буду на улице с экипажем. Поторопись, пожалуйста.
Только уже по дороге в город, Викки сообразила, что ушла, ничего не сказав ни Майклу, ни свёкру.
— Джанин попросила меня приехать, — объяснил Алекс. — В доме никого нет, кроме прислуги. Мистер Локвуд уехал в Батон-Руж и вернётся не раньше Нового года.
— Алекс, что случилось?
— Она беременна. От мистера Локвуда. — голос звучал подавленно. — Она не хотела этого ребёнка и что-то сделала с собой, — сделал неясный жест, — потеряла ребёнка, однако слишком сильно истекла кровью. Сейчас мечется в лихорадке. Викки, хоть бы дожила, пока приедем. Хоть бы дожила! — Его голос оборвался, и Викки протянула руку. Он судорожно сжал её.
Они домчались до города в рекордно короткое время и теперь летели по пустым улицам. Наконец, слава Богу, затормозили перед банком.
— Сюда, — бесцеремонно бросил Алекс, когда помог выйти из экипажа и потащил за собой к пролёту деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. С нетерпением постучал в тяжёлую дубовую дверь. Открыла маленькая женщина с глянцевой кожей и прелестными чертами лица. Она быстро втащила Алекса внутрь.
— Маста Алекс, ах, маста Алекс! — слёзы лились из покрасневших глаз.
— Где она, Луиза? Отведи меня к ней! — приказал Алекс. Он был близок к безумию.
Викки проследовала за Алексом и Луизой вниз по изысканному коридору, мимо дорогих гобеленов и хрустальных канделябров.
— Сюда, маста Алекс, — голос женщины срывался. — Моя детка. Моя детка.
Девушка под шёлковым стёганым покрывалом бледна, как смерть. Трогательно молода. Красива. Потрясённая Викки вдруг заметила, до чего Алекс похож на Майкла.
— Джанин! — Алекс опустился на колени около кровати. — Джанин…
Глаза широко распахнулись, губы тронула слабая улыбка.
— Алекс, ты пришёл. Я знала, что ты придёшь.
— Я был здесь много раз, Джанин, — торопливо проговорил он. — Стоял на другой стороне улицы, ждал, когда подойдёшь к окну.
— Знаю, — прошептала она. — Я видела тебя. Всё могло быть иначе. Правда, Алекс? Но я пообещала себе, что никогда не буду носить его ребёнка. Только нашего, Алекс. Нашего несчастного ребёнка, — она подняла тонкую, золотистого цвета руку, и коснулась его лица.
— Я люблю тебя, Джанин, — горячо проговорил Алекс и протянул руки, чтобы прижать её к себе. — Я люблю тебя.
— Я ждала, что ты придёшь, — сказала она. На лице появилась сияющая улыбка. — Я ждала, — и безвольно опустилась на подушку.
— Детка! — пронзительно закричала мать. — Моя деточка!
— Алекс… — Викки подошла и нежно подняла его на ноги, в то время как Луиза качала на руках тело Джанин. В дверном проёме показался слуга, и молча протянул Викки рюмку с бренди.
— Алекс, выпей, — тихо приказала она. — Выпей.
Он послушно проглотил спиртное, всеми силами стараясь держать себя в руках. Он больше ни разу не взглянул на кровать, где Луиза горько оплакивала свою беду.
— Тебе лучше поехать домой, Алекс, — в дверях стоял Майкл.
Викки удивлённо обернулась. Она не слышала, что бы кто-то ещё входил в дом.
— Ещё нет, — возразил Алекс.
— Мне всё рассказал Сет. Я отправился сразу за вами, — объяснил Майкл, и обернулся к слуге. — Где мистер Локвуд?
— Он в Батон-Руж, са'. Вернётся не раньше Нового года.
— Алекс, я займусь похоронами, — сказал он с такой нежностью, что у Викки навернулись слёзы. — Возвращайся с Викки в Эдем.
— Я приду на похороны, — с вызовом сказал Алекс.
— Мы все придём, — заверил его Майкл. — Втроём.
23
На следующее утро Майкл с Алексом направились в гранитную мастерскую «Ньютон Ричардс» и договорились о надгробии для могилы Джанин. Из-за чрезмерной влажности земли похороны были «надземными». Алекс, мрачный и бледный, выбрал мраморную конструкцию, представляющую собой уменьшенную копию домика греческого Ренессанса. Надпись, которая должна быть вытравлена под именем, гласила MON PАUVRE AMOUR.
Алекс немного успокоился, узнав, что Майкл смог найти место на кладбище Сент-Луис. Около могилы посадят молодую плакучую иву. Служба была назначена на следующий день. Телеграмма мистеру Локвуду с сообщением о смерти Джанин вопреки возражениям Алекса отправлена.
Под холодным, унылым дождём Викки, Майкл и Алекс слились в одно целое, когда тело Джанин перенесли в место последнего, вечного отдыха. Луиза всё время горько рыдала, Алекс едва сдержался, когда положил на могилу букет белых роз. «Слава Богу, Локвуд не приехал», — облегчённо подумал Майкл.
По дороге в Эдем они почти не разговаривали. Майкл вспоминал реакцию родителей, когда рассказал о смерти Джанин. отец был откровенно шокирован, хотя до этого здорово бушевал, узнав о глупой выходке Джанин. Глаза матери, к удивлению, наполнились слезами. Из-за Джанин или из-за Алекса? Или из-за обоих? Мама не делала бы различий и одинаково любила бы и Алекса, и Джанин, его единокровную сестру.
«Чёрт бы побрал этих мужчин, включая отца, кто считает своим правом получать удовольствие тогда и там, когда и где этого захотят, — думал Майкл. — Бедная Джанин, такая прелестная, такая чистая. Как мог папа, имея двух сыновей, привести её в дом мамы!»
Утром, спустя несколько дней после похорон Майкл сидел в офисе, давая секретарю распоряжения по процессу, который вёл из-за Чарли Грисуолда. Доложили о прибытии Джима Уинтропа.
— Это нужно сделать прямо сейчас, Дэвид, — сказал Майкл, отпуская секретаря.
— Как дела, Майкл? — спросил Уинтроп с ядрёным британским акцентом, напомнившим Майклу о Викки.
— Отлично, сэр, за исключением того, что мне тяжело раскрутить это дело.
— Об этом я хотел с тобой поговорить, — Уинтроп прочистил горло. Взгляд настороженный, и Майкл весь обратился в слух. — Я решил прекратить это дело. Ты, естественно, заслужил гонорар, — поспешно добавил он.
— Ради всего святого, почему?
— Последние несколько дней я серьёзно думал. Чувствую, что так будет больше пользы для всех.
— Мистер Уинтроп, Вы были полны решимости довести дело до победного конца. Что случилось? Мы же знаем, что правы. И даже если проиграем, то всё равно покажем всей стране, каким несправедливым, диким и жестоким может быть рабство.
— Майкл, я не изменил своим взглядам, даже не обижаюсь, когда меня называют аболиционистом.
— Мы не аболиционисты, — поправил Майкл. — Мы защищаем последовательный, постепенный и целесообразный процесс освобождения рабов.
— Майкл, мне это не нравиться, но здравый смысл подсказывает, что я должен так поступить, — он был грустен, но непоколебим. — Я получил несколько предупреждений, что мой человек будет убит, если попробует выступить в суде. Гилберт уже достаточно пострадал из-за моей глупости, когда я отдал его в аренду. Не хочу рисковать его жизнью. Майкл, я хочу, чтобы ты подготовил документы для его освобождения. Незамедлительно.