Под холодным, унылым дождём Викки, Майкл и Алекс слились в одно целое, когда тело Джанин перенесли в место последнего, вечного отдыха. Луиза всё время горько рыдала, Алекс едва сдержался, когда положил на могилу букет белых роз. «Слава Богу, Локвуд не приехал», — облегчённо подумал Майкл.
По дороге в Эдем они почти не разговаривали. Майкл вспоминал реакцию родителей, когда рассказал о смерти Джанин. отец был откровенно шокирован, хотя до этого здорово бушевал, узнав о глупой выходке Джанин. Глаза матери, к удивлению, наполнились слезами. Из-за Джанин или из-за Алекса? Или из-за обоих? Мама не делала бы различий и одинаково любила бы и Алекса, и Джанин, его единокровную сестру.
«Чёрт бы побрал этих мужчин, включая отца, кто считает своим правом получать удовольствие тогда и там, когда и где этого захотят, — думал Майкл. — Бедная Джанин, такая прелестная, такая чистая. Как мог папа, имея двух сыновей, привести её в дом мамы!»
Утром, спустя несколько дней после похорон Майкл сидел в офисе, давая секретарю распоряжения по процессу, который вёл из-за Чарли Грисуолда. Доложили о прибытии Джима Уинтропа.
— Это нужно сделать прямо сейчас, Дэвид, — сказал Майкл, отпуская секретаря.
— Как дела, Майкл? — спросил Уинтроп с ядрёным британским акцентом, напомнившим Майклу о Викки.
— Отлично, сэр, за исключением того, что мне тяжело раскрутить это дело.
— Об этом я хотел с тобой поговорить, — Уинтроп прочистил горло. Взгляд настороженный, и Майкл весь обратился в слух. — Я решил прекратить это дело. Ты, естественно, заслужил гонорар, — поспешно добавил он.
— Ради всего святого, почему?
— Последние несколько дней я серьёзно думал. Чувствую, что так будет больше пользы для всех.
— Мистер Уинтроп, Вы были полны решимости довести дело до победного конца. Что случилось? Мы же знаем, что правы. И даже если проиграем, то всё равно покажем всей стране, каким несправедливым, диким и жестоким может быть рабство.
— Майкл, я не изменил своим взглядам, даже не обижаюсь, когда меня называют аболиционистом.
— Мы не аболиционисты, — поправил Майкл. — Мы защищаем последовательный, постепенный и целесообразный процесс освобождения рабов.
— Майкл, мне это не нравиться, но здравый смысл подсказывает, что я должен так поступить, — он был грустен, но непоколебим. — Я получил несколько предупреждений, что мой человек будет убит, если попробует выступить в суде. Гилберт уже достаточно пострадал из-за моей глупости, когда я отдал его в аренду. Не хочу рисковать его жизнью. Майкл, я хочу, чтобы ты подготовил документы для его освобождения. Незамедлительно.
— Тяжёлая ситуация, — произнёс Майкл. — Несколько лет назад это было бы довольно просто, но сегодняшние законы усложняют дело. Может потребоваться много времени.
— Если люди, угрожающие ему, имеют хоть какое-либо представление о моих планах, они убьют его прежде, чем я смогу помешать, — сказал Уинтроп со спокойствием, в котором скрывалась боль.
— Вывезите его тайно в Канаду прежде, чем кто-либо узнает о Ваших намерениях.
— Я слышал, что есть пути для тайной переправы рабов на Север. Я дам ему документы, доказывающие, что освободил его, и деньги, достаточные, чтоб смог продержаться, пока не найдёт работу. Майкл, можешь устроить так, чтобы Гилберт добрался до Канады? Это нужно мне.
— Если Гилберт доберётся да Канады, документы будут не нужны, — сказал Майкл, всё ещё несклонный упускать дело.
— Я хочу, чтоб это было сделано, Майкл. Можешь сделать это для меня?
— Никогда этим не занимался, — признался Майкл, — но у меня есть связи, которые могли бы помочь решить дело.
— Когда будешь знать это наверняка?
— К полудню, — убеждённо сказал Майкл. — Самое позднее — к трём.
— Буду здесь в три, — решительно сказал Уинтроп, поднимаясь, — не хочу рисковать жизнью Гилберта.
Когда Уинтроп ушёл, Майкл сел в кресло, обдумывая, что необходимо сделать. Хотя он никогда не обсуждал с господином Вассерманом участие торговца в содействии бегству рабов из Луизианы, всё же имелись объективные доказательства, когда они бывали одни в комнатах позади магазина.
Майкл сказал Дэвиду, что ненадолго покинет офис, и отправился в следующий дом, в магазин мистера Вассермана. Старик, чувствуя, что это больше чем светский визит, настоял, чтоб вернуться в квартиру на чашку кофе.