Там располагалось массивное двухэтажное здание, сложенное из огромных бревен и украшенное по фасаду накладной резьбой. В больших окнах на первом этаже горел свет. Появившийся на крыльце человек по-военному приветствовал вышедшего из машины генерала.
– Здравствуй, Сабир, – ответил Тихорецкий и они дружески обнялись.
Сабир проводил генерала в дом.
Сразу из прихожей они прошли в высокий зал. По янтарно-желтым бревенчатым стенам были развешаны картины – в основном портреты людей в старинной одежде. Деревянная лестница вела на второй этаж – на галерею, заставленную книжными полками. Посреди зала стоял огромный, потемневший от времени, дубовый стол.
Генерал остановился у входа и оглядел зал.
– Пожара не боитесь?
– Надеемся на Аллаха, – хладнокровно ответил Сабир. И, хитро улыбнувшись, продолжил: – А еще на противопожарную систему. Ребятишки из третьего отдела тут изрядно поколдовали.
Генерал одобрительно хмыкнул, подошел к столу и похлопал ладонью по темной столешнице.
– Где такое чудо взяли? Слу-у-шай, он же вырезан из цельного куска. Ни хрена себе, это какой же был дуб?
– Тот самый, товарищ генерал, с цепями.
– Что-что?
– Я говорю, с цепями и с русалкой.
Тихорецкий рассмеялся.
– Я вижу, Штильман окончательно подался в старьевщики.
– Это точно, – поддержал его Сабир, – чуть что отыщут в этой канализации, сразу к нам. Запах!… Шайтан, а не запах. Кушать не могу.
– Ничего, потерпите. Где Штильман?
– Подъезжает, будет с минуты на минуту, – уже без тени иронии отрапортовал Сабир.
В подтверждение его слов открылась дверь, и в зал вкатился маленький Штильман в расстегнутой коричневой дубленке и съехавшей на бок меховой шапке. Подгоняемый своей неуемной энергией капитан Штильман перемещался исключительно бегом.
– Здравия желаю, Александр Владимирович! Привет, Сабир!
– Здравствуй, Иосиф, как добрался?
– Уф, задыхаюсь, – он бросил на стул дубленку и шапку. – Сабир, дружище, как насчет чайка? Ведро выпью и еще попрошу…
Сабир развел руками.
– Вот видите, товарищ генерал, откомандирован вами в услужение к иудею.
Продолжая ворчать, он вышел из комнаты.
Штильман устало опустился на краешек стула.
– Простите, Александр Владимирович, ноги уже не держат.
– Тебя не держат? Не поверю. Ну, да ладно, сиди, – генерал остался стоять, продолжая осматривать зал.
– Из конторы пешком до Сухаревки, там с ребятами полазил по коллекторам, оттуда назад пешком в контору – после коллектора ароматы такие, что машину не поймаешь.
Вернулся Сабир, держа в руках огромный медный самовар. Чай пили с орехами в меду и сладкими хрустящими, еще теплыми, палочками из теста, обжаренными в масле.
Генерал вздохнул.
– Выйду на пенсию, возьму тебя Сабир поваром. Пойдешь?
– Вах, товарищ генерал, зачем спрашивать, конечно, пойду. Только не забудьте, а то я еще такой плов делаю, что ах, – Сабир причмокнул губами, – пальчики оближешь. Вы только Иосифу скажите, чтобы он свои вещички в сарае оставлял, а то готовить никакой возможности нет.
– Ну, уж нет, – обиженно встрепенулся Штильман, принявший его слова всерьез, – ты что, Сабир, бесценные реликвии – в какой-то сарай! Я должен работать с аппаратурой, с литературой, наконец. Я же не потащу на улицу эти книги – он возмущенно показал на книжные полки, – это оригиналы, меня вообще архивисты повесят на первом столбе, если узнают, куда они пропали. И правильно, между прочим, повесят. За дело…
– Не за дело, – серьезно сказал Тихорецкий.
– Как не за дело? – опешил прерванный на полуслове Штильман.
– А повесят тебя, Иосиф совсем за другое место. И нас вместе с тобой.
Генерал и Сабир рассмеялись, а через секунду к ним присоединился Штильман.
Пока пили чай, Сабир рассказывал истории детства. Он был родам из Ферганы, по его рассказам это был цветущий край с журчащими ручьями и спокойными арыками, озорной ребятней и запахом свежих лепешек. Вах, какие лепешки пекла его мама, мягкие, с корочкой, с запахом дыма. С отцом и младшим братом – таким смешным в своем полосатом халатике – они делали вечерний намаз и садились пить чай во дворе, макая кусочки теплой лепешки в миску с ароматным диким медом. А мама с сестрой хлопотали на кухне. И теплый ветер приносил из долины сладкий запах цветущих маков. Рассказывая, Сабир улыбался задумчивой и доброй улыбкой.