Древо Жизни уже маячило перед глазами богатыря, а тот всё шёл и шёл. Каждый шаг сокращал расстояние до его бывших братьев. Дыхание участилось, пот стекал с обвисших чёрных волос.
«Давай… Ещё немного и они за всё ответят…»
Но Саркис не успел. Вертер всколыхнулся, облака спустились практически до земли — густые, чернющие, страшные, однако никто из божественный Детей и глазом не повёл. Отца они больше не боялись. Он лишился уважения для этой кучки предателей, последователей сладких речей адского чёрного гибкого змея, больше никто из них никогда не забоится Бога и тем более какой-то его непонятной кары.
Саркис прошёлся аккурат под длинными ветками, его голова неожиданно хлопнулась о висящий наливной плод и именно в эту секунду тучи вздрогнули, загремели, природа погрузилась в тёмное мрачное уныние и дело оставалось за малым.
Тучи заколыхались, преображаясь в гигантскую дымную руку, что растопырила свои пальцы и неподвижно застыла над ничего не подозревающими братьями. Его, Саркиса, братьями. И всё же — богатырь не хотел их терять, какими бы дураками они не были. Саркис не сможет поднять на них руку, как бы ни старался доказать себе обратное. Просто не сможет, каким бы сильным не был бы до хруста и боли плотно сжатый кулак.
— Мои родные… Адам, — тот не слушал Саркиса, а только возбуждённо смотрел куда-то вдаль, вкушая сочный круглый плод. — Алерт… Анна… Анабель… — все они гневно смотрели на богатыря, будто видя в нём некую куклу, кого-то неживого, давно уже мёртвого, погибшего… А у ног взбунтовавшейся огромной толпы полз Он, зачинщик всего и вся, шипящий, лавирующий и явно удовлетворённый собой ящер, жалкое пресмыкающееся. У него всё получалось, всё выходило, он уже вот-вот добьётся своей цели… — Демиург, почему ты выбрал именно такой путь? Мы же родственники, друзья, братья… Зачем ты всё это начал? Неужели твои идеи настолько сильны и крепки? Неужели они дороже и меня, и Отца, и этого прекрасного Эдемского сада?
Дымная рука плавно опустилась, накрывая собой большой отряд, дружно нарушивший все возможные из возможных запретов.
— Братья… Нет! — Саркис внезапно не разглядел другой выход. Поступил интуитивно, эмоционально, опрометчиво. Этот путь казался единственно верным. Богатырь энергично взмахнул руками, сорвал сразу два плода и судорожно вгрызся в них, как собака в брошенное ей кровавое мясо. Небо заревело ещё пуще, ещё сильнее, а таинственная рука была готова опуститься теперь и на гордого чёрного Сына Бога.
«Я должен попасть к этим предателям… Попытаться уговорить их, переубедить, остановить, даже если обратного пути в Эдем уже не будет… Я не смогу их просто взять и бросить, не поговорив, не попрощавшись, не выбивши из них всю эту дурь…»
Природа плакала по последнему оставшемуся в пределах Эдема человеку, который вслед за остальными пожирал запретные фрукты. Однако Саркис вцепился сразу в два плода, отрывая то один сочный бок, то другой.
«Да пусть съем хоть три. Порой цена бывает чересчур высока. Главное — оказаться вместе со всеми в Нижнем мире. Я справлюсь, я сумею, это то я точно знаю…»
Косточки упали под ноги Саркису, следуя за огрызками двух вкуснейших фруктов.
Рука была всё ближе. Отец окончательно расстроился и был готов проститься даже со свои самым достойным сыном, сейчас смиренно вытянутым по струнке и признающим нарушение самого главного запрета. Он уже дожёвывал остатки плодов, надеясь на честный, беззаботный и безопасный исход.
Саркис больше не мог оставаться в стороне. Он должен был начать действовать. И вот летящая к нему рука по размеру стала похожа на целый большой городок, а воздух неожиданно-резко содрогнулся. Время начинало свой разлом, отзываясь на забурлившуюся внутри жилах ману эдемского мага. И сама природа начала изламываться и сдаваться, сотрясаемая хлынувшей мощью сразу двух фруктов, одних из самых главных и основополагающих стихий…
…Дом уже был близок, а воспоминания юркнули куда-то за угол, в самый задворок сознания. Да, эдемскому магу очень повезло с двумя стихиями, очень и очень повезло.
Тропинка петляла дальше, а вокруг вовсю высились гордые стены домов. Невысокие, но такие опрятные, ухоженные, уютные.
— Хорошая всё-таки была деревенька, — даже где-то сокрушённо озвучил свои мысли Саркис. Теперь все эти домишки, все эти тропинки и весь этот воздух будут для всех напоминанием о той жизни, что сейчас, за короткий день, умерла под ножами пары-тройки убийц. — Разрезы на телах убитых… Определённо хирургически точны, абы кто бы не сделал, — размышлял богатырь. — Церковь Господа специально воспитывает подобных людей с базовым медицинским образованием. Им нужна магия, мана, им нужна чужая сила и мощь. Много мощи. И они очень торопятся, раз вырезали за день всю деревню… Нужно помочь выжившим, а потом уже думать что делать дальше. Они пока ещё нуждаются во мне и в моей поддержке.
Зацепок больше не было. Эдемский маг остался один на один со своей главной целью — нахождением Демиурга. Помочь Саркису более никто не мог и на тропе, на которую он смело ступал, было пусто, безлюдно и тихо.
Вот по правую руку показался единственный дом, изнутри буквально пышущий ярким светом. Саркис подошёл к скрипучей двери, уже было потянулся за ручку, как вдруг повернул голову аккурат к выкатывающемуся из-за горизонта солнцу. Лучи падали на крыши, озаряли петляющую тропинку, грели мёрзлый ночной воздух, заставляли росу на кустах да на травах ослепительно сверкать — природа была чудесна даже в Нижнем мире. Оказывается, не только в Эдеме было хорошо, маг осознал это — Бог старался построить Нижний мир более добрым, более красивым, при всей его ужасающей сути и не менее страшном назначением для людей.
— Красив Нижний мир, как принцесса. А на самом деле создан для преступников всех мастей и рас. Ужасное место, как клетка, настоящая огромная клетка… Демиург, Эдем не был тюрьмой. Тюрьмой было место, в которое ты так мечтал попасть. С ограничениями, со смертностью, с умопомрачительными картинами, с истинными страданиями… Брат мой, теперь то ты точно понял, что ошибался и ошибался очень сильно? Ты должен был пожалеть, просто обязан…
Саркис раскрыл дверь и его тут же проглотило прямоугольное входное отверстие. Внутри было душно и не так светло — лампа светила тусклым мягким светом. Ничего не поменялось в его отсутствие, всё осталось на своих местах, никаких изменений. И крышка погреба также маячила пред жёлтыми глазами мага, идеально видевшими в любую темень и мрак.
Эдемскому магу вдруг захотелось ещё прилечь, немного отдохнуть, но он знал что дорога вперёд не ждёт. Он был обязан идти дальше, а отдохнуть можно будет где-нибудь уже в конце пути.
Богатырь потянул крышку погреба, с силой толкнул её в сторону, всмотрелся в зияющий чернотой квадратный проход и не долго думая прыгнул в него, словно оказавшись в мерзком чёрном море.
Послышалось неистово бегущее дыхание в левом от входа углу, появились лёгкие шебуршания, словно кто-то крепко-крепко вжимался в простую деревянную стену, скрипящую как и всё в этом старом-старом доме.
— Не бойтесь, это я. Всё хорошо. Деревня пуста, ночь прошла, солнце встало. Пора на выход.
Облегчённые вздохи и грохот тел о пол — деревенские жители ни на шутку испугались и теперь могли хоть немного расслабиться.
— Саркис, наш спаситель! — из темноты выпрыгнула стройная элегантная фигура, тут же кинувшаяся Саркису в объятья. Аделия была такой тёплой и нежной… Никакого искушения, нет, магу нельзя и думать. Ни о её грудях, что сильно-сильно прижались к его, Саркиса, телу, ни о мягко бьющемся под одеждами живом сердце. Об этом нужно было немедленно забыть. Какими бы большими, упругими и милыми груди не были, как бы сильно сердечко девушки не бились в груди, почти выпрыгивая на Саркиса. Её роскошные мягкие волосы рухнули магу на спину и тот покрепче прижал красавицу, из-за её спины наблюдая за тем самым мрачным дедом, каким-то мужчиной средних лет, двумя небольшими парнишками и ещё одним суровым молчаливым мужчиной. Все они наконец подошли к квадратному выходу из погреба. — Спасибо тебе, маг. Спасибо… — а ведь эта прекрасная женщина ещё пока ничего не знала о Демьяне. И что с ней случится, если она узнает о её погибшем любимом племяннике, которого она так больше и не увидит? И ведь он даже не сможет извиниться перед ней за свои последние действия. За её лицо, губы, за её несчастное избитое тело…