Саркис накинулся на тело архимага, вдалбливая его в пол, прыгая на нём, как на батуте, с ненавистью ломая рёбра, раздавливая органы, наслаждаясь страданиями этого человека, мечтающего стать самым счастливым человеком на свете.
— Уродец, мерзкое животное, жалкая тварь! — он прыгал и прыгал на нём, смеясь ему прямо в лицо. Лицо, которое ожидало помощи, ожидало милосердия, ожидало сострадания. Но всё было напрасно… Мир был однако жестоким и злым, нежели о нём думал ребёнок, спрятавшийся внутри оболочки Вальтера.
— Умоляю… Прекрати… Пощади меня… Саркис…
Эдемский маг издевался над ним. Накрывал лицо огнём, отрывал кожу, сдирал её целыми пластами, метал во все стороны, наслаждаясь мучениями этого павшего человека, этого человека, который потерял самого себя: свою внешность, свою душу, свою жизнь.
— Нравится, падаль? Этого ты так хотел? Ты дурень, что бросил мне вызов, отродье, — он швырял его, рвал на части, словно не замечая последних слов Вальтера, его последних слёз, последних прошений. Но никто Верховного больше не слушал… Он уже потерял всякую ценность для кого бы то ни было в этом мире.
Саркис вырвал его ногу, бросив её куда-то в даль, куда-то очень далеко. Вальтер корчился, дёргался, просил, но Саркис только улыбался ему в лицо.
«Я заслужил такую кончину? Заслужил эти адские муки? Господи боже, почему все такие жестокие? Почему меня расчленяют? Почему вырвали мою ножку? Разве она кому-то так сильно сейчас мешала? Почему меня сжигают, делят, разбирают? Я же живой человек, почему ни одна душа в мире не сочувствует мне? Не идёт на помощь? Я же посвятил свою жизнь не себе, а обществу… Господи, как же больно. Дай мне умереть спокойно, Бог…»
Его до сих пор забивали в землю, швыряли, брали за кожу, топтали ему грудь, живот, голову.
— Нравится, выродок? — опять крикнул маг из Эдема, зажав тело Вальтера ботинком, берясь за последнюю конечность, за последнюю кривую ногу, покрывшуюся коркой. Один момент и нога взмыла ввысь, уносясь куда-то далеко, и Верховный архимаг теперь точно лишился абсолютно всего, оставшись наедине с истинным чудовищем.
Саркис улыбнулся. Сейчас он казался гигантом, возвышающимся над всем миром. Его тень накрыла зал, а Вальтер в последний раз зашептал про себя:
— Какое же ты чудовище… Человек бы никогда не совершил бы такое с другим человеком. Ты же лишил меня жизни, ты же разорвал меня на части… Боже, вероятно я умираю, да? Так и не став счастливым, так и не спасшим мир?
— Да, люди иногда убивают других людей. Иногда и расчленяют. Твоя правда. Прости, так действительно бывает в этой жизни. Прощай, маг, — эдемский богатырь отвернулся, прошёл пару шагов и рухнул на пол от усталости. Он был близок к цели, но одновременно был пуст. Магия закончилась даже в подаренной ему книге.
Окровавленный, чёрный, совершенно непохожий на человека, Вальтер молчаливо лежал под этим куполом. Не было крови, не было страданий, для этого человечка уже всё кончилось. Не было жестокости, не было безразличия, насилия, не было и смерти. Он был неузнаваем, полностью лишён конечностей, он напрочь потерял всякую связь с этим миром. Но он всё ещё был человеком! Тем человеком, который встаёт на путь исправления; тем человеком, который улыбался любым, нуждающимся в помощи людям; тем человеком, что умел любить, ценить, уважать, думать, радоваться.
«Матушка, я закончил свой путь. Прости меня… Я не сберёг твой подарок. Но я старался, правда старался ради каждого и каждого человека на земле, я тебе клянусь»
Его грудная клетка в последний раз поднялась, словно парус, он ещё дышал, он ещё жил, уже ничего не чувствуя и ни о чём не волнуясь.
«Вальтер, мой зайчик. Несмотря на исход, несмотря на трудности, ты сделал всё, чтобы я тобой гордилась. Мой дорогой, я никогда не отвернусь от тебя. Ты — мой герой, Вальтер, ты — моя гордость. И ты — символ мира, добра, справедливости, самый светлый, хороший человек»
«Правда, мамочка?» — он плакал. Плакал в последний раз.
«Конечно правда, сыночек. Ты — сокровище этой земли, ты — последний луч старого мира!»
Душа Вальтера погасла. Потухла, как свечка. Его тело остывало посреди башни. Остывало, оставшись совершенно одиноким и брошенным. Остывало, оставшись даже без конечностей. Он больше не дышал. Из мира ушёл поистине великий, светлый человек, даривший людям надежду, свет, показывающий им верный путь, наставляющий, как родной отец, поглаживающий, как преданный друг. Вальтер всегда улыбался под своей маской. Улыбался, несмотря на адскую боль, которая приносила ему улыбка, растягивающая его уродское, безобразное, отвратительное лицо.
Старый мир клонился к закату. Теперь конец света не мог остановить ни один человек в Нижнем мире!
Глава 7
— Ну что, старик, и кто из нас двоих создаёт самых главных чудовищ? — усмехался Демиург, делая свой ход в этой партии, свой самый последний и главный ход. Пешка, старик Авиад, становилась ферзём, чтобы потом быть съеденной королём, о существовании которого забыли почти все фигуры, за исключением…
— Саркиса ты любил, Демиург. С Саркисом вы были как неразлучные друзья, не лги мне. Что-что, но вашу связь то я мог заметить, я не глуп, мятежник, — Бог уже успокоился, хоть в глубине души был потрясён. Потрясён, разочарован, удивлён, даже шокирован той жестокостью, с которой чёрный богатырь разорвал несчастного главу Церкви Господа. Да, это был и вправду ужасный, ничтожный, жалкий поступок, достойный только и исключительно зверя. Саркис, словно медведь в лесу, на пустом месте разорвал человека на части, улыбался, глядя в его умирающие глаза, со смехом отрывая конечность за конечностью, радуясь той крови, что капала с его оторванных ног и рук… Не передать того, что чувствовал сейчас Бог. Горечь, скорбь, даже ненависть к своему ребёнку, который до последнего не предавал Отца, но был готов бесчеловечно уничтожать и уничтожать всех, кто вставал у него на пути. В этом то и был Саркис — был животным, извергом, не способным на чувства и эмоции, способный сделать с человеком абсолютно всё, играться с жертвой как с игрушкой, усмехаться, смотря на чью-то смерть…
— Вижу ты под впечатлением, пахан. Я вот ни сколько не удивлён. Эти звериные глаза, эта ухмылочка, сжатые зубы… Твой сынок похоже кайфует с самого факта превосходства, доминирования, умерщвления… Он же реально больной, тронутый на голову, просто маньяк, — смеялся и смеялся Демиург, под неодобрительные, печальные взгляды Бога, глаза которого гневно смотрели из-под кустистых, пушистых бровей.
— Молчи лучше, ни тебе судить других, отступник, — приговаривал Бог, вдруг осознавая нечто страшное. Нечто, которое никак не укладывалось в его голове. А если и укладывалось, в это всё равно никак не хотелось верить. — Что ты сделал, Демиург? — Бог нервничал. Его глаза метались из стороны в сторону, руки непроизвольно сжимали краюшки его длинных белых одеяний, застлавших весь этот разноцветный, межмировой простор.
— Ты не видишь, пахан? Помочь? Объяснить? — спокойно приговаривал златовласый, летая в воздухе и кладя ногу на ногу. Эта вальяжная поза, этот равнодушный, скучающий взгляд, эта уверенность — всё в этом человеке бесило, раздражало, разочаровывало Создателя.
— Пожалуйста, заткнись. Просто захлопни свою пасть! Не действуй мне на нервы… — Бог тяжело дышал от волнения, его грудная клетка интенсивно вздымалась, а кровь ощутимо потекла быстрее по его толстым венам.
— Да, я знаю. Это больно, батька, но это судьба. Не обессудь… — казалось, златовласый принц лёг на невидимый гамак и расслабленно отдыхал в этом пространстве, прикрыв глаза и радуясь цветастому мельтешению вокруг своей прекрасной, ровной, правильной и милой головы.