Бог смотрел на звёзды, наблюдал за тем местом, где раньше был живой, дивный, но жестокий и беспощадный мир. Совсем скоро там будет жизнь. Новая, светлая, честная. Бог улыбнулся, снова почёсывая величественную бороду. Затем он хрустнул громадными пальцами и коротко зевнул:
— Ну что ж, меня ждёт долгая тяжёлая работа. Настало время творить.
Эпилог
Они летели и летели, разрывая пространство, ломая само время. Они неслись в окружении мириадов ярких цветов, сквозь эпохи, сквозь миллионы лет. Но в этот раз Саркис был не один, а с Демиургом, и летели они не в будущее, а в прошлое, которое так мечтал позабыть златовласый мятежник. Они возвращались в день своего сотворения, чтобы стать частью истории и прекратить своё существование, приведшее к необратимым чудовищным последствиям.
В ушах у них свистел задорный ветер, тела их начинали словно бы испаряться, потихоньку расслаиваться, разъединяться. Они гасли, как свечи. Гасли, как звёзды. Умирали, как самые настоящие живые люди. Ведь Клейтон и был простым человеком, что не мог больше смотреть на это праздничное мельтешение вокруг себя, вокруг своих обоих тел, устал наблюдать этот салют, который словно бы радовался их приближающейся смерти.
Демиург дёргался. Дёргался отчаянно, сильно, бился, как пойманная рыба в ведре. Но хватка богатыря была сильна, несмотря на седину и старость тела, которое молодело с каждой секундой. Они становились такими юными, такими прекрасными. Даже Демиург, даже Клейтон стал ещё красивее себя прежнего. Его крылья пропали, одежда засверкала, как будто надетая им в первый день, волосы засияли этим золотым насыщенным цветом. Цветом королей, цветом процветания и богатства.
Саркис снова стал самим собой. Его волосы почернели, став тёмными-тёмными, как ночное небо, одежда была такой же, как в прекрасные времена жизни в божественном Эдемском саду. Будто и не прошёл он долгий тернистый путь, будто и не было никаких сражений, бита и войн. И Саркис улыбался, смотря на многоцветное пространство, на этот диковинный свет, на эти разноцветные полосы, предвещающие скорую победу добра и созидания над злом и разрушением.
— Чёрт… Нет, ты же тоже умрёшь. Просто остановись брат, я остался без своей силы, я лишён магии, Саркис… Я так хочу жить, но и ты — ты тоже хочешь, я знаю… Ну не убивай меня, я же хотел тебя оставить в живых. Почему ты не можешь пощадить меня?
— А ты, Демиург? Ты пощадил людей Нижнего мира? Посмотри как быстро ты пал, лже-творец. Лишившись ворованного, ты оказался абсолютно бессилен, даже против моих старческих морщинистых рук. И ты недостоин ничего, кроме смерти. За уничтожение жизней, за разрушение мира, за убийство Бога ты не можешь рассчитывать ни на что другое. Я не позволю тебе уйти безнаказанным, старый ползучий змей!
Златовласый чувствовал, как его органы растворяются, как его тело покрылось огромными дырками. Клейтон неистово закричал, заверещал, снова забил ногами и почти высвободился из лап своей совести, всё быстрее и быстрее погружающей мятежника в пучины ада.
Дырки покрывали руки, ноги, даже довольное лицо Саркиса, который чувствовал истинное наслаждение от проделанной работы:
— Я избавлю этот мир от такого чудовища как ты. Я убью тебя и плевать, что моя жизнь оборвётся вместе с кончиной твоей гнилой душонки. Я готов умереть вместе с тобой, ведь даже совесть не смогла заставить тебя признать собственные ошибки и подлость твоего мерзкого пути. Я умру вместе с тобой, мой любимый братик. Несмотря на все свои слова, я не могу не любить тебя. Ты моя частичка, моя часть, ты — моё всё, Демиург. Пусть мир останется без Клейтона, пусть мир очистится от настоящего дьявола, каким являемся мы с тобой. Мы убийцы, разрушители, подонки. Мы величайшие преступники и предатели, отринувшие всё самое светлое в мире, — Саркис не горевал, не плакал, он наслаждался нахождением рядом с частичкой своей души, какой бы уродливой и чудовищной она не была. Улыбка озаряла его лицо, покуда и её не коснулся очередной белый круг. Их тела таяли, как мороженое на деревянной палочке, и Саркис вздохнул, вздохнул с истинным чувством большой победы. Победы над самим собой! — Клейтон, это наш конец. Прошу, улыбнись на прощание. Подари этой Вселенной хоть что-то перед своей смертью.
Демиург верещал, он не слушал Саркиса. Он, как бабочка, попавшая в сачок, бился и бился, но дыры съедали его, растворяли, уничтожали, словно не Клейтон только что провозглашал себя новым Создателем Вселенной.
— Нет, нет, прошу, я не хочу умирать. Тварь, гадина, ирод, я прошу — не касайся меня своими противными руками. Мне незачем раскаиваться, я ничего такого не совершал! Да, я думал о себе, но думал и о будущем человечества. Я всё сделал как надо. Отпусти меня, чёрная дрянь! Жалкий раб, солдат, пешка в руках других крупных игроков! Прекрати меня нести к смерти, я ни в чём не виноват. А ты… Ты тоже убивал людей, да и люди множество раз убивали себе подобных, почему же погибать должен я? Почему я один, по-твоему, такое чудовище? Как же остальные мерзкие преступники? Скажи же мне, Саркис!
— Глупышка, ты как обычно в своём репертуаре. Наша остановка следующая, скажи «чиз». Просто улыбнись. Улыбнись, мой славный братец, — засмеялся бывший эдемский маг. Засмеялся колокольчиковым смехом, которым обычно смеялся Демиург.
— Какое улыбнись? Ты спятил? Сволочь ты безмозглая, прекрати всё это! Я бы дал тебе власть, силу, деньги, влияние, я подарил бы тебе весь мир! Мы стали бы Богами, но ты предал меня, ты предал самого себя, проклятый Саркис, исчадие ада!
— А знаешь почему я предал тебя? Потому что предательство в нашей крови. Не так ли, златовласый мятежник, предатель и отступник?
Демиург заверещал снова, перестав ощущать своё тело. Оно почти полностью растворилось в воздухе когда он зашипел, превратился в юркого чёрного змея. Противного, склизкого, лживого шипящего ящера, который по-прежнему бился в крепкой хватке своей совести и никак не мог выбраться из могучих рук богатыря.
— Ах ты мраззззззь! Отпуссссссти меня, беззззумный полудурок! Я вырвуссссь, я осссстанусь жить! Я любил жить, мразззззь! И я сссссмогу выбратьссся отссссюда, я сссумею, жалкий раб сссвоего Отца!
— Полюбил жить, Клейтон? Вспомни Эдем, тогда ты шипел совершенно по-другому. Помнишь ведь? Ящер, твоя душа тоже умирает. Змее скоро конец, ты рассеиваешься, впрочем как и я. В этом был весь ты, старый шепелявый искуситель! Наконец ты показал свою душу, своё сердце, свою истинную сущность. Ты просто подлый чёрный змей, Демиург…
Саркис растворялся, с любовью смотря на пытающегося вырваться прыткого извилистого ящера. Ящера, которым и был Клейтон. Ящера, который оказался совершенно бессилен перед лицом смерти.
Пространство побелело и Клейтон, разделённый на два тела, развеялся лёгкой дымкой, тут же растёкшейся по приходящему в себя межмировому пространству. И дымка эта ещё долго бороздила просторы, покуда не испарилась окончательно, не растаяла, не потерялось в этой большущей Вселенной, где даже великий мятежник Клейтон был жалкой каплей в громадном море из погибших и живых человеческих душ. Он мнил себя исключительным, мнил себя великим, ощущал себя Создателем и Творцом, хотя всё что осталось после него — это невесомая дымка, летающая среди ярких-ярких звёзд.
Межмировое пространство было почти бесшумным. Здесь Богом тоже был не Клейтон. Богом здесь была сама тишина.