Меня начинает трясти.
— Ты уверен? — шепотом спрашиваю его.
Он ухмыляется, но в его глазах нет веселья.
— Абсолютно. Я лично избавился от стольких предателей крови… Как только Пожиратель смерти становился предателем крови, оба устранялись.
Вздрагиваю. Господи, почему? За что?
— Так не должно быть! — касаюсь ладонью его лица. Он пристально смотрит на меня, и от его взгляда кружится голова. — Почему мы не можем просто… сбежать?
А вот теперь он смотрит на меня так, словно я только что сказала, что Земля — квадратная, а небо — зеленое.
Но меня уже ничто не остановит.
— Ты и я. Почему бы нам просто не уйти? — голос надламывается. — Мы могли бы покинуть это место и уехать… куда угодно. Куда-нибудь, где никто не скажет нам, что это неправильно. Куда-нибудь, где мы сможем быть вместе, не стыдясь…
Закрыв глаза, он качает головой, как будто ему невыносимо слушать то, что я говорю.
— Ты просишь о невозможном, — напряженно произносит он.
Он открывает глаза и, сомкнув пальцы на моем запястье, убирает от лица мою руку, а затем отворачивается…
Ну уж нет, на этот раз он выслушает меня.
Хватаю его за плечи, разворачивая к себе: на его лице смешались злость и мука.
— Неужели так неправильно, что я хочу быть с тобой? — порывисто шепчу я. — Господь свидетель, это должно быть неправильно после всего, что ты сделал мне. Но я хочу, Люциус!
На минуту замираю, осознавая свои слова и понимая, что это правда. Боже, помоги мне — помоги нам обоим! — но это сущая правда.
Он напрягается, пытаясь справиться с ураганом эмоций, охватывающих его.
Но он ничего не говорит, поэтому я продолжаю.
— Это все, чего я хочу, — слова с трудом продираются через горло. — А когда ты жаждешь чего-то столь сильно, то всегда есть возможность достичь этого, не так ли?
Он вырывается из моих полуобъятий и отходит на несколько шагов, выглядя при этом, как загнанный зверь.
— Ты просишь о том, чего я даже при всем желании не могу тебе дать! — кричит он. — Ты всегда хотела того, чего я дать не могу! Сначала моей жалости, затем — защиты, потом — заботы. И ты всегда добивалась своего… но теперь ты хочешь, чтобы я отказался от всего, ради чего живу?
— Я не прошу тебя жертвовать жизнью! — мне больно. — Я просто прошу оставить все в прошлом и начать заново, Люциус!
— Заново? — скептически переспрашивает он, а затем смеется — громко, раскатисто и… с невыносимой горечью. — И как ты себе это представляешь? В течение нескольких недель после побега по нашему следу будут идти мои сподвижники, и они убьют нас в конечном счете. Я не смогу защитить тебя от гнева Темного Лорда.
Резко сглатываю.
— Орден защитит нас…
— Орден! — рычит он. — О да, твои всемогущие друзья. Скажи мне, грязнокровка, где был Орден, когда умирал Дамблдор? Где был Орден, когда я похитил тебя?
— У них столько же сил, сколько и у Пожирателей смерти! — горячо бросаю я. — Они смогли бы помочь нам, я уверена.
Он улыбается так, словно мои слова забавляют его.
— Слабо верится, что они станут помогать мне после того, как я положил жизнь на то, чтобы уничтожить их. И особенно, когда они узнают, что между нами происходит.
Мне нечем крыть. Он всецело прав. Если даже нам удастся сбежать, и мы подадимся в Орден, они скажут, что мой разум был поврежден в результате месяцев заключения, и поэтому я так привязана к Люциусу; и тогда его арестуют за изнасилование, если не что-то похлеще…
Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша, пока я, наконец, не озвучиваю мысль, за которую все еще продолжаю цепляться.
— Надежда еще есть, — шепчу я.
Он качает головой, и на его лице появляется странное, обиженное выражение.
— Да пошла ты вместе со своими проклятыми идеалами, — бормочет он, отворачиваясь от меня. — Я думал, что вытравил из тебя эту дрянь еще давным-давно.
Он опирается на стену, лишая меня возможности видеть его лицо, читать его выражения… о, почему он не может открыться мне?
— Все кончено, грязнокровка.
Что?
Я…
Мы оба молчим, и тишина такая, что ее, кажется, можно пощупать.
Ледяная волна поднимается откуда-то изнутри.
— Ч-что? — запинаясь, переспрашиваю я.
Он глубоко вздыхает и вновь поворачивается ко мне, черты его лица напряжены — оно словно высечено из камня, — он не может позволить своим эмоциям выйти наружу.
Я слишком хорошо его знаю.
— Если Эйвери действительно прислали шпионить за нами, то это всего лишь вопрос времени, когда нас раскроют, — и, несмотря на его попытку скрыть этот факт, я все же вижу в его глазах вспышку подлинных эмоций. — Мы должны закончить все прежде, чем это произойдет — в таком случае ему просто нечего будет раскрывать.