От его тяжелого взгляда мне почти физически больно.
— Что? — напряженно спрашивает он.
Открываю было рот, но слова не идут, застряв где-то в горле. Возможно, это и к лучшему, потому что я все равно не знаю, что сказать.
Он вопросительно выгибает бровь. Застывшее выражение лица, ледяной колючий взгляд… он так похож на того, кем был когда-то.
И я не могу понять, напускное это или нет.
Он вновь вздыхает и поворачивается к двери.
— Что ж, если тебе нечего сказать, тогда у меня нет причин оставаться здесь…
— Нет! Я хотела сказать… — мне становится жарко. — Ты… ты так долго не приходил.
Он не оборачивается.
Нервно переступаю с ноги на ногу, потирая босые ступни друг о друга.
Наконец он поворачивается ко мне с абсолютно бесстрастным и нечитаемым выражением лица.
— Мы так решили, грязнокровка, — произносит он. — Между нами все кончено. Или ты уже забыла об этом?
— Ты решил! — срываюсь я. — И нет, я не забыла. Я просто не знала, что ты запретил себе еще и видеться со мной.
Он сжимает губы и приподнимает голову, словно готовится к схватке.
— Не будь таким ребенком, — один его тон ранит сильнее самого острого ножа. — Ты не нуждаешься в том, чтобы я нянчился с тобой. И никогда не нуждалась.
Последняя фраза — чуть слышный шепот, но я не успеваю задуматься над тем, что это могло бы значить.
— Я не хочу, чтобы ты нянчился! — голос вибрирует от возмущения и еще чего-то, скрытого слишком глубоко, но причиняющего невыносимую боль. — Я даже не хочу, чтобы ты… ты…
Кажется, я покраснела до корней волос. Выражение лица Люциуса не меняется после моих слов, но при виде моего замешательства в его глазах на мгновение вспыхивает что-то.
Сглатываю ком в горле и беру себя в руки.
— Я просто не хочу… не хочу, чтобы ты делал вид, что меня не существует! — сорвавшись, бросаю ему в лицо.
— Когда-то ты была готова на все, лишь бы я оставил тебя в покое, — прищурившись, произносит он; его голос — само спокойствие по сравнению с моими истерическими выкриками. — Ты столько раз просила об этом, умоляла снова и снова. Что же изменилось, грязнокровка?
Он усмехается, но я чувствую: эта усмешка — подделка, потому что правду я вижу в его глазах.
— Ты бы хотела, чтобы все стало как тогда? — продолжает он. — В таком случае ты, наверное, с радостью встретила бы мое безразличие.
Отрицательно качаю головой: нет, его слова не испугали меня — я слишком хорошо его знаю.
— Я была готова принять твою ненависть, — шепчу я. — По крайней мере, ты не игнорировал меня тогда, и я знала, что значу для тебя что-то.
Он почти отшатывается назад, как будто я залепила ему пощечину. И выглядит крайне разозленным.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — шипит он. — Хочешь, чтобы я продолжил отношения с тобой, и наши жизни оказались под угрозой? Мы и так уже на волоске. Это необходимо ради спасения нас обоих, почему ты упрямо отказываешься понять это?
— Но… — заикаюсь я, отчаянно пытаясь донести до него свою точку зрения. — Не понимаю, почему ты должен полностью меня игнорировать?! Ты можешь приходить иногда просто… повидаться. И плевать, если для этого нужно будет причинить мне боль! Мне все равно…
Неожиданно он хватает меня за горло, притягивая к себе: пальцы больно впиваются в кожу, давя на кости, мышцы, перекрывая вены…
Он очень медленно делает вдох, напряженно сжав губы.
— Иногда ты своим поведением делаешь эту мысль весьма привлекательной, уж поверь мне, — ядовито цедит он.
С трудом дышу, глядя ему прямо в глаза.
Он проводит рукой по лицу, глаза его темнеют, и на какой-то миг мне кажется, что я вновь могу надеяться на…
Но тут он резко отталкивает меня.
— Просто забудь, грязнокровка, — бросает он. — Это все, что мне от тебя нужно.
— Все, что тебе от меня нужно! — потрясенно восклицаю, потирая шею. — Ты, сволочь, да ты понятия не имеешь, о чем просишь — о том, что тебе всегда было от меня нужно!
Тишина. Долгая, тягучая, пугающая тишина, наполненная повисшими в воздухе невысказанными словами и выворачивающей наизнанку болью.
Его глаза темнеют, становясь почти черными, и это немного пугает.
— Ты не можешь притвориться, будто ничего этого не было, — с шипением выдавливаю из себя слова. — Можешь пытаться сколько угодно, но у тебя не получится. Как бы ты ни хотел уничтожить прошлое… — Боже, да я бы с радостью это сделала после того, как ты убил моих родителей! — ничего не получится, Люциус. Ты… ты трахал грязнокровку!
Он хмурится, и несколько секунд от него исходят такие мощные волны ненависти, что я могла бы в них утонуть.