Ее взгляд останавливается на мне, и меня охватывает ужас.
Нет… нет…
Что ей нужно? Вопли боли от заклятия Круциатус во время вечерней трапезы?
Но она произносит вовсе не то, что я ожидаю услышать.
— Хочу музыки.
Нервный смешок проносится по комнате, и женщина, которой я не знаю, произносит:
— Ну, мы всегда можем поколдовать для тебя, коли желаешь…
— О, ради бога, — лениво тянет Люциус. — Мы что, должны потакать всем твоим капризам? Ты так эгоистична и избалована, что требуешь прервать ужин и развлекать тебя?
Невольно усмехаюсь.
Ошибка. Она вновь смотрит на меня, но на этот раз ее взгляд намного жестче.
Улыбка моментально сходит с лица, и меня пробивает озноб. В панике смотрю на Люциуса, но он не обращает на меня внимания, а взирает на Беллатрикс с такой ненавистью во взгляде, словно придушил бы ее, будь они наедине.
Только она не замечает этого.
— Думаю, грязнокровка могла бы спеть для нас.
Меня прошибает холодный пот. Что… почему?
— Какого черта? — хмуро бросает Люциус.
Она резко оборачивается к нему.
— А почему бы и нет, Люциус? Почему? Уверена, у нее ангельский голосок.
Едва слышное хихиканье проносится по комнате, но большего поощрения Беллатрикс и не нужно. Она подходит ко мне, пошатываясь от выпитого за ужином вина, и грубо хватает за руку, поднимая меня на ноги.
— Оставь ее, — Рон тоже поднимается на ноги, но я качаю головой, безмолвно умоляя его не вмешиваться: не хочу, чтобы он снова пострадал из-за меня.
— Заткнись, Уизли. Или хочешь, чтобы я наложила на нее Круцио? — угрожающе шипит она. — Как знать, возможно, это будет более интересным зрелищем.
Рон моментально теряет весь запал, яростно сверкая глазами, а Беллатрикс победно скалится.
— Ну? — истерически выкрикивает она.
Рон сжимает кулаки и опускается обратно на скамью.
— Ха! — каркает ведьма, и меня передергивает, а она уже тащит меня в центр комнаты. Замираю на месте, когда она отпускает меня, и чувствую, как перед глазами встает пелена, а в голове шумит. Боже, нет, мне плохо…
Глубоко вздыхаю, и зрение становится чуть четче.
В оцепенении смотрю на людей сидящих передо мной. Многих я не узнаю. Мужчины и женщины разных возрастов. Некоторые вполне привлекательны, кто-то — ничем не примечателен, а иные — откровенно уродливы. У одного мужчины столько шрамов, что кажется, у него только один глаз и половина носа. А у одной из женщин настолько широкие брови, что невольно задаешься вопросом, как она еще может что-то видеть. Рядом с ней женщина с такой бледной кожей, ярко-красными губами и белоснежными зубами, что у меня мелькает мысль: она вампир…
А вот и знакомые лица: Макнейр, Крэбб, Гойл и Нотт. Драко, чей взгляд горит в предвкушении моего унижения. Эйвери, как всегда, спокоен и холоден, не упускает ничего из виду. И Люциус… Люциус…
Прищурившись, он невозмутимо смотрит то на меня, то на Беллатрикс, но я прекрасно вижу, что он в ярости. И эта ярость направлена на нее…
Беллатрикс с грохотом садится на свой стул, улыбаясь, как сумасшедшая.
— Так, — начинает она, изогнув бровь и садистски ухмыляясь, — и чего ты ждешь? Пой!
Господи, этого не может быть. Я не могу сделать это, только не в присутствии всех этих людей.
С трудом сглатываю, губы дрожат.
— Пожалуйста, я не могу…
Она сцепляет руки в замок.
— О, какая скромность! Но ты, кажется, меня не поняла, — стальные нотки появляются в ее голосе. — Я хочу развлечься, поэтому ты споешь для нас. Я всегда получаю то, что хочу…
— Беллатрикс, — обрывает ее Люциус, и его голос звенит сталью, — не так уж сильно тебе нужно это развлечение. Оставь грязнокровку в покое.
Прищурившись, она пропускает его слова мимо ушей.
— Пой, я сказала! Пой! — она ударяет кулаком по столу.
Украдкой смотрю на Люциуса: он хмуро взирает на Беллатрикс и, кажется, вот-вот начнет кричать на нее. Не могу этого допустить, иначе подозрения только усилятся. Господи, как же хочется провалиться сквозь землю.
Несмотря на жгучее унижение, в голове всплывают строки одной песни, которую мне пела мама, когда я была маленькой, и слова которой я при некой доле везения могла бы вспомнить.
— Есть г-город на свете, где м-много прелестниц…*
Кто-то засмеялся.
Запнувшись, опускаю голову, и по щеке стекает слеза стыда.
— Хватит, — резко бросает Люциус.
— Ой, да ладно тебе, — вмешивается незнакомый мне мужчина.
Сжимаю кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони, в голове вновь шумит. Боже, мне нехорошо, перед глазами все плывет…