— Рон, я беременна.
Тишина.
Он смотрит поверх моей головы абсолютно пустым взглядом.
И когда выпускает мои руки из своих, мне внезапно становится холодно.
У него такое выражение лица, словно его вот-вот стошнит.
— Что… что? — заикаясь, выплевывает он.
Вот и все. Конец. Всему. Господи, все кончено…
— Ты слышал, — с несчастным видом шепчу я.
Он — бледный, почти зеленый — отводит взгляд, шаря глазами по полу, будто на нем лежит решение всех проблем.
— О боже, — шепчет он.
Закусив губу, чувствую, как по щекам катятся слезы.
— Прости, Рон, — продолжаю я. — Я бы все отдала, лишь бы не говорить тебе этого, но… но я должна была.
Он кивает, но я сомневаюсь, что он вообще слышал мои слова, потому что он выглядит таким потерянным. Покинутым всеми. Брошенным и одиноким.
— И… ребенок его, да? — натянуто произносит он.
— Да, — возможно, чуть резче, чем хотелось, отвечаю я. — Чей же еще?
Он беззвучно открывает и закрывает рот, а затем вновь качает головой.
— Мне жаль, — шепчу я, и мне правда очень жаль, что все так обернулось.
— Нет, я вовсе не имел в виду… просто, знаешь, Эйвери и Драко все время ошиваются рядом и… они могли причинить тебе вред, и я…
Возможно, ему было бы гораздо легче принять, что это ребенок насильника, а не того, кого я выбрала сама.
— Он… — глубокий вдох, — он знает?
Господи, это так… унизительно. Хочется провалиться сквозь землю.
— Да, знает, — бормочу в ответ с несчастным видом.
Рон поднимает взгляд к потолку и выглядит так, словно старается взять себя в руки.
— И что он сказал? — едва слышный шепот.
Не успеваю вовремя подавить усмешку.
— Уверена, ты и сам догадываешься, — с горечью отвечаю я. — Он был не в восторге.
Рон издает что-то вроде истерического смешка.
— Да уж, — бросает он. — Теперь понятно, почему он вчера так злился… спорю на что угодно, ты сказала ему вчера, да?
— Да.
Он прикусывает нижнюю губу — так сильно, что проступает кровь.
— Так… — заметно, что слова даются ему нелегко. Его синие глаза сверкают неистовым пламенем. — Ты… ты собираешься избавиться от ребенка, или что? — прямо интересуется он.
Ох, это одна из самых сложных вещей. Как сказать ему, что я собираюсь сохранить то, что окончательно уничтожит все былое между нами?
— Н-нет, — выдавливаю я. — Он… он хотел, чтобы я это сделала, даже дал мне специальное зелье, но я… — глубоко вздыхаю. — Я не смогла. Наверное, надо было, но я… просто не смогла.
— Почему?..
Он хмурится, пытаясь подобрать еще слова, но лишь сжимает губы и качает головой.
И я даже рада этой секундной передышке, потому что не могу ответить на его вопрос.
— Вот… вот сволочь, — выплевывает он. — Больной извращенец, ублюдок! Он… тебе же всего восемнадцать! Господи…
Стою на месте, заламывая руки.
— Знаю, Рон, но это…
Он не слушает, меряя шагами комнату взад-вперед и бурча под нос, обращаясь то ли ко мне, то ли к себе.
— Грязный, мерзкий… ровесница его сына… а его жена… о боже!
Внезапно он яростно вскрикивает, резко оборачивается и пинает мой столик, вряд ли замечая, как опасно при этом дребезжит зеркало.
— Да я, блядь, УБЬЮ ЕГО! — взрывается он, выпуская накопившиеся злость и ненависть. — Ублюдок! Убью! Этот ребенок… Господи, это должен был быть…
Он закрывает лицо руками, не в силах продолжать дальше, и рвано дышит.
Внутри все обрывается: я знаю, что он хотел сказать. Знаю, потому что сама не единожды говорила себе это.
— Да, должен был, — с горечью произношу я. — Но… что сделано — то сделано.
Тишина поглощает мои бесполезные, никчемные оправдания. Он молча поворачивается ко мне, не поднимая глаз от пола.
— Хотела бы я, чтобы ребенок был твоим, Рон, — мой голос дрожит. — Правда. Но это невозможно…
— А может и возможно…
Непонимающе хмурюсь.
Он поднимает голову: жесткая линия подбородка и плотно сжатые губы — весь его вид говорит о решительности.
— Что ты имеешь в виду? — мне кажется, я знаю, о чем он. Признаться, я просто пытаюсь выиграть время и разобраться, как реагировать на то, что он собирается предложить.
Он делает шаг вперед.
— Они уже… им же известно, что… все уверены, что мы небезразличны друг другу, в определенном смысле. Все, кроме… него, — он краснеет, но все равно продолжает. — Возможно…
Пройдясь по комнате туда-сюда, он поворачивается и обращается ко мне, снова глядя в пол.
— Знаю, мы можем никогда и не выбраться отсюда, — бормочет он. — Но если у нас получится, я не против… я был бы рад притвориться…