— Я понимаю, что прошу слишком многого, — поспешно добавляет Люциус. — Но если не можете отпустить, хотя бы сохраните ей жизнь, пусть и в качестве пленницы.
Мне не на что надеяться, я знаю, что ответит Волдеморт, и смиренно жду его вердикта.
— Слишком поздно, Люциус, — почти обыденно/буднично констатирует он.
У Люциуса дергается щека.
— Господин…
— Слишком поздно, — повторяет Волдеморт. — Если ты хотел защитить ее и оградить от опасности, тебе следовало держать себя в руках. Ты должен был понять, что единственное, что спасет ее от полного уничтожения — быть подальше от тебя.
Улыбаясь, он поворачивается ко мне, но обращается к Люциусу.
— Если бы ты беспокоился о ее безопасности, то держался бы от нее на расстоянии. Но, в конце концов, ты всегда был эгоистом.
Отворачиваюсь от него, переводя взгляд на Люциуса — самого эгоистичного человека из всех, кого я знаю.
Волдеморт наблюдает, как до нас постепенно доходит смысл его слов.
После всего, через что мы прошли, нам больше нечего сказать. Поэтому мы молчим.
— Ты правда думал, что сможешь держать это в секрете? От меня? — интересуется он. — В то время как ты был столь неосмотрителен, что каждый в этом доме знал о вас или подозревал с тех самых пор, как вы перебрались сюда, если не раньше. Я лично заметил странности в твоем поведении уже через неделю после ее похищения.
Неожиданно. Как я не заметила с самого начала, что Люциус что-то ко мне испытывает? Сейчас все кажется настолько очевидным. Я должна была понять по тому, как неистово он враждовал с Роном. Все было ясно как божий день… но я просто не хотела замечать. Я затолкала свои подозрения поглубже в подсознание, позволяя им вырываться на свободу лишь в самых жутких своих кошмарах.
До тех пор, пока реальность не вытеснила эти кошмары, и я совсем не позабыла, что значит хорошо высыпаться и видеть приятные сны.
— Я так надеялся, что ошибаюсь, — кажется, его монолог будет длиться вечность. — Я не хотел верить, что один из моих преданных последователей не сможет устоять и пойдет на измену перед столь… незначительным искушением.
Он умолкает на мгновение, чтобы я осознала брошенное им оскорбление. Он правда думает, что меня это заденет? Только не после того, что я пережила.
— Когда я дал тебе шанс убить ее, а ты предпочел оставить ее в живых, я понял, что ты ступил на скользкую дорожку…
— Можно сказать, мой лорд? — вмешивается Беллатрикс.
— Коли желаешь, — Волдеморт машет рукой.
Она улыбается, ее дыхание становится чаще и глубже.
— Тогда я тоже начала его подозревать, — запальчиво произносит она, спотыкаясь почти на каждом слове, что делает ее речь практически бессмысленной. — Я знала, что-то происходит, потому что тем вечером он вернулся с ней… он принес ее домой на руках, вы знали об этом?
Эйвери недовольно хмурится, глядя на Беллатрикс, а Волдеморт посмеивается.
— Да, знал, — констатирует он.
— А потом, — не успевая по-человечески дышать, — еще этот эпизод в доме Уизли. Дьявол, да даже мой племянник начал понимать, что происходит!
Драко краснеет и поворачивается к ней.
— На что ты намекаешь? — резко спрашивает он.
Но на него никто не обращает внимания.
— Действительно, — Волдеморт поворачивается к Люциусу. — События того вечера… пролили свет на происходящее. Но знаешь, что окончательно выдало тебя, Люциус? Присутствие здесь грязнокровки.
Все поворачиваются в мою сторону, и у меня перехватывает дыхание. Не могла же я… господи, как же я выдала нас?
Волдеморт улыбается, не отрывая взгляд от Люциуса. Очевидно, дело в нем, а не во мне.
— Полагаю, ты помнишь, как я допрашивал ее?
Паника завладевает мной, и я в отчаянии смотрю на Люциуса. Он пристально смотрит на меня в ответ. И в его взгляде ярость.
— Я ничего не сказала, Люциус, я не…
— Ах, — ухмыляясь, восклицает Волдеморт. — «Люциус». Вот именно. «Люциус». Ты называла его так и раньше, не только когда обращалась к нему. Когда я спрашивал тебя о нем, ты называла его по имени, и это навело меня на мысль, что вы, возможно, слишком близки. Ну право же, какой заключенный будет столь фамильярно обращаться к своему похитителю.
Напряженно хмурюсь. Не припоминаю, чтобы я такое говорила, но… но вполне вероятно. Я так привыкла называть его по имени, что не обращала на это внимание.
Наверное, это единственный раз, когда я жалею, что не слизеринка. Слизеринцы не настолько глупы, чтобы выставлять чувства напоказ.